Поражение немецких войск на Курской дуге и капитуляция Италии заставили Геббельса задуматься о неизбежности поражения Германии. Находясь в ставке Гитлера в Растенбурге, он записал 10 сентября 1943 г. в своем дневнике суть своих рассуждений о сепаратном мире: «Перед нами стоит проблема, к какой стороне мы должны повернуть сначала – к русским, или к англо-американцам. Мы должны признать, что будет трудно вести войну против тех и других одновременно». В беседе с Гитлером Геббельс спросил фюрера, «не стоит ли что-либо предпринять по отношению к Сталину».

Однако его собеседник не поддержал Геббельса. Вероятно, тут сказывались как вера Гитлера в расистские лжетеории, так и убежденность в том, что его главная миссия – уничтожить советскую систему и коммунизм. Еще в июле 1941 года Гитлер говорил на правительственном совещании: «Перед историей я предстану как человек, уничтоживший большевизм». К тому же Гитлер не собирался «уходить».

По словам Геббельса, Гитлер «ответил, что пока ничего не надо делать. Фюрер заявил, что было бы легче договориться с англичанами, чем с Советами. В настоящее время, верит фюрер, англичане могут легче придти в себя… Я же считаю, что Сталин доступнее, так как Сталин является более практическим политиком, чем Черчилль. Черчилль – романтический авантюрист, с которым трудно разговаривать разумно».

После беседы с Гитлером, Геббельс утверждал, что резко изменил свою позицию. Он писал: «Я убежден, что англичане не хотят большевистской Европы в любом случае. Поэтому делая выбор между национал-социалистической и большевистской Европой, они, конечно, выберут национал-социалистов. В настоящее время они лелеют надежду установить господство над Европой после того, как Национал-социалистический рейх и Советский Союз обескровят себя. Как только они поймут, что это невозможно и что им надо делать выбор между большевизмом и некоторым смягчением отношения к национал-социализму, они без сомнения проявят склонность к компромиссу с нами. Я даже склоняюсь к тому, что для нас не было бы выгодно, если бы Черчилля отстранили от власти в Англии. Без сомнения, его преемником был бы Иден. Однако Иден более заражен большевистской идеологией, чем Черчилль. Черчилль – старый антибольшевик, и его сотрудничество с Москвой объясняется сложившейся ситуацией». Геббельс уже был готов забыть свои суждения о том, что Черчилль – «романтический авантюрист» и был готов вести с ним переговоры о сепаратном мире против большевика Сталина, хотя и считал его «более практическим политиком».

В апреле 1944 г. после очередных поражений на советско-германском фронте Геббельс представил Гитлеру меморандум на сорока страницах, в котором доказывал, что надеяться на победу в войне бесполезно. Он вновь предлагал Гитлеру договориться с советским правительством. При этом он был готов уступить СССР Финляндию, северную часть Норвегии и Балканские страны. Гитлер ничего не отвечал на предложения Геббельса. Через три недели Геббельс узнал, что Борман не пропустил меморандум Геббельса к Гитлеру, «исходя из того, что положение на фронте не оправдывает таких крайних мер».

После десанта союзников в Нормандии Геббельс стал направлять основные пропагандистские усилия на запугивание населения Германии и зарубежных стран теми «ужасами», которые якобы ожидали их в случае крушения Третьего рейха. Геббельс предложил некоему литератору Бохову сюжет романа-прогноза, в котором описывалось скорое будущее: «Сталин с триумфом входит в Германию. Происходит стремительная большевизация Европы. Америка и Англия пытаются сопротивляться, но тщетно. Британия превращается в страну с коммунистическим режимом… Мир в ужасе и недоумении вопрошает себя: «Разве этого мы хотели?»

16 июля 1944 г. Геббельс писал: «Победа наших противников принесет не мир, а бесконечные страдания и все возрастающее обнищание не только народам Европы, но и народам всего земного шара. Человеческое существование потеряет смысл, а жизнь превратится в адские мучения».

Геббельс не догадывался, что через 4 дня его собственная жизнь окажется под угрозой. Он, единственный из высшего руководства Германии, оказался в Берлине во время попытки переворота 20 июля 1944 г. А. Шпеер свидетельствовал, что вечером ему позвонил Геббельс и попросил немедленно прибыть к нему в его резиденцию у Бранденбургских ворот. Когда в 5 часов Шпеер прибыл к Геббельсу, тот сообщил: «Я только что получил сведения из штаба, что во всем рейхе происходит путч. В этой ситуации я хотел бы, чтобы вы были рядом со мной. Я иногда действую слишком поспешно. Вы сможете уравновесить это вашим спокойствием. Мы должны предпринять взвешенные решения».

Шпеер вспоминал: «Через несколько минут после моего прибытия я увидел хорошо вооруженных солдат в стальных шлемах с ручными гранатами на поясах и автоматами в руках. Они передвигались к Бранденбургским воротам небольшими группами, готовыми к бою. Они поставили пулеметы у ворот и остановили уличное движение. Тем временем два хорошо вооруженных человека подошли к калитке парка и остановились там. Я позвал Геббельса. Он сразу понял смысл происходившего. Он тут же ушел в спальню, взял несколько пилюль из ящика и положил их в карман костюма, заметив: «На всякий случай!»

Геббельс распорядился узнать, почему у калитки выставлена охрана. Охранники ответили, что им приказано никого не впускать и никого не выпускать из здания.

Геббельс обзванивал всех, до кого мог дозвониться. Он узнал, что войска из Потсдама и других пригородов перемещаются к Берлину. Однако, исходя из того, что телефон и радио работали, Геббельс решил, что заговорщики еще не достаточно хорошо контролируют ситуацию.

К Геббельсу вошел заместитель гаулейтера Берлина Шах, который сообщил, что отрядом, окружившим резиденцию, командует майор Ремер. Шах уверял, что Ремер – преданный нацист. Геббельс тогда пригласил Ремера к себе.

Шпеер вспоминал: «Вошел майор Ремер. Казалось, Геббельс держал себя под контролем, но был напряженным. Было видно, что он сознавал, что всё зависит от этого, судьба восстания, его собственная судьба… Прежде всего, Геббельс напомнил Ремеру о его клятве верности фюреру. Ремер подтвердил свою верность Гитлеру и партии. Однако сказал он, Гитлер мертв. Поэтому он должен выполнять приказы своего командира генерал-лейтенанта Пауля фон Хаазе. Геббельс ответил звенящим голосом: «Фюрер жив!» Увидев, что Ремер был ошарашен, а затем охвачен сомнениями, Геббельс добавил: «Он жив. Я разговаривал с ним несколько минут назад. Честолюбивая небольшая клика генералов начала этот военный путч. Грязный трюк. Самый грязный в истории».

«Известие о том, что Гитлер всё еще жив, вызвало огромное облегчение у этого удивленного молодого человека. Ведь только что он получил необъяснимый приказ окружить правительственный квартал. Обрадованный, но все еще недоумевающий Ремер во все глаза смотрел на нас. Геббельс объяснил Ремеру, что это исторический час, что огромная ответственность перед историей ложится на его плечи. Редко когда судьба давала одному человеку такой шанс. Геббельс сказал, что в руках Ремера воспользоваться этим шансом или упустить его».

«Достаточно было взглянуть на Ремера, чтобы увидеть перемену в нем под влиянием сказанного и понять, что Геббельс уже выиграл. Но теперь министр пропаганды сбросил свой самый крупный козырь. «Сейчас я поговорю с фюрером, и вы тоже можете поговорить с ним. Фюрер может дать вам приказ, отменяющий приказ генерала, не так ли?» – завершил Геббельс на саркастической ноте. Потом он связался с Растенбургом».