Сквозь меркнущее сознание прорвался чей-то истошный вопль:

- Игорь!! Назад!!! Назад!!!

Потом грохнул взрыв, это я еще успела сообразить, а потом япотеряла сознание.

* * *

Когда теряешь сознание, то, в общем-то, есть шанс его найти.И я нашла. Нашла и вернула в свою больную голову. И даже попробовала открытьглаза. Не получилось. Зато получилось на несколько секунд включить слух впроцесс освоения окружающей действительности.

Слух меня подвел, во-первых, потому, что слишком быстровыключился, а во-вторых, потому, что оказался ненадежным, донес до с трудомнайденного сознания какую-то галлюцинацию.

- Никочка, миленькая, родненькая, только не умирай,пожалуйста!

Голос показался мне смутно знакомым, но я даже и не пыталасьего идентифицировать, потому что такие слова произносить некому. Нет на светечеловека, который мог бы это сказать. Сознание же, убедившись, что пока можетпорождать только слуховые галлюцинации, огорчилось своей несостоятельностью иснова меня покинуло. Вероятно, пошло отдыхать и набираться сил.

Не знаю, долго ли оно отдыхало, но вторая попытка оказаласьстоль же неудачной. Мне удалось открыть глаза, и теперь мне в подарок былапреподнесена галлюцинация зрительная: я увидела Никотина, который был в то жевремя совсем не Никотин. Но если он совсем не Назар Захарович, то почему ярешила, что это он? Так бывает во сне, когда видишь совершенно незнакомое лицои почему-то твердо знаешь, что это твой муж или подруга.

У того видения, которое подбросило мне разболтавшеесясознание, были глаза Никотина, но другое лицо. И одет он был почему-то в белыйхалат.

Третья попытка показалась мне более успешной. Я услышала:

- Ника, сожмите мою руку.

И действительно, в правой руке я почувствовала чью-то теплуюладонь. Я сжала ее, как смогла.

- У-у, какое крепкое пожатие, - голос, кажется, былдоволен моими усилиями. - Теперь другую руку.

Теплая ладонь оказалась в моей левой руке, и я послушновыполнила то, что от меня требовали. Сознание профессионального медикапроснулось раньше, чем сознание просто человека, и я успела сообразить, чтоменя будят после общего наркоза. Значит, мне делали операцию. Где? Кто? Удалосьприоткрыть глаза, и кажется, я даже кого-то увидела, но сознание, утомленноеработой слуха, зрительные образы идентифицировать уже отказывалось, это былоему не силам, и я ничего не поняла, кроме того, что человек, которому я такстарательно пожимала руки, был в зеленой операционной робе.

Я закрыла глаза и решила отпустить сознание на вольныйвыпас, пусть еще отдохнет. Но оно моих намерений не разделяло и осталось сомной. То есть я его больше не теряла, просто мы оба крепко заснули, вернее, яспала, а оно, сознание, развлекало меня тем, что показывало цветные затейливыесны.

- Ника, вы меня слышите?

Я шевельнула губами в попытке ответить. Получилось неочень-то. Но, вероятно, тот, кто задавал вопрос, шевеление заметил и понял, чтослышу. Это его воодушевило, и он задал следующий вопрос, вот, однако,любознательный:

- Как вы себя чувствуете?

Я снова прошевелила ответ, мол, нормально. Но я не уверена,что меня поняли правильно, все-таки изъяснялась я не так уж внятно.

- Вот здесь больно?

Чьи- то руки начали меня ощупывать, в одних местах былобольно, в других нет, и я добросовестно шевелила губами и моргала, в общем,общалась как могла.

- Отлично, - услышала я. - Вы родились в рубашке, Ника.А рожденный в рубашке, как известно, в конце концов надевает королевскуюмантию. У вас впереди прекрасная и яркая жизнь., И голос был знакомый. Откуда?У меня в Москве нет ни одного знакомого медика.

С этой недоуменной мыслью я снова уснула. Мне снился Никотинв белом халате, читающий со сцены рассказы Бабеля. Когда я проснулась, Никотин,который совсем не Никотин, снова наклонился надо мной. Я никогда прежде невидела этого человека, голову могу дать на отсечение, но его голос кажется мнезнакомым, и у него точно такие же, как у никотина, глаза - глаза победителя, несомневающегося в том, что он может все.

- Вы кто? - спросила я вполне внятно.

- Доктор.

- А где я?

- В больнице.

- А что со мной?

- Много всего. Сначала отравление, потом травмы отвзрывной волны и обрушения дома. Но теперь все в порядке, все почистили, гденадо - зашили, где надо - наложили гипс. Будете как новенькая. Вы еще поспите,вам полезно, а завтра я всех к вам пущу.

- Кого - всех? - не поняла я.

- Да там целая толпа сидит вторые сутки, никто неуходит, ждут, когда вы в себя придете.

- А…

Я собиралась еще кое-что спросить, вопросов у меня возниклосразу множество, видно, сознание отдохнуло как следует и набралось сил, но впалату (я еще не видела, но предполагала, что коль я в больнице, то и в палате)заглянула медсестра:

- Юрий Назарович, капельницу ставим?

Юрий Назарович! Так вот почему он казался мне одновременноНикотином и кем-то другим, вот почему у него такой взгляд, вот почему его голоскажется мне знакомым! Это же его сын!

- Ваша фамилия Бычков? - спросила я нахально.

- А я этого и не скрываю, госпожа Мельникова-Кадырова,- засмеялся он. - Отец мне все про вас рассказал.

Я даже знаю, что вы на самом деле не Амировна, а Андреевна.А про меня он, судя по всему, ничего вам не рассказывал?

- Никотин…, ой, простите, Назар Захарович говорил, чтоу него есть сын, а больше ничего, - призналась я. - Но у вас глаза совершенноодинаковые, и голоса очень похожи.

- Мы потом поговорим, - почему-то шепотом сказал докторБычков, - сейчас Валечка поставит вам капельницу, и вы заснете, а я попрошуАлену посидеть с вами, чтобы вы рукой не дергали.

- Алену? - Я опять ничего не понимала.

- Ну да, вашу Алену. Она уже просидела с вами трикапельницы, две вчера и одну сегодня утром. Сначала она очень сильно плакала, ядаже пускать ее не хотел, но потом ничего, успокоилась.

- Как…, как это - плакала?

Мои вопросы становились все глупее, я решила, что речь идето какой-то другой Алене, потому что представить Алену Сальникову рыдающей надмоим бессознательным телом не могла ни при каком напряжении фантазии.

- Ну как люди плачут? - Бычков пожал плечами. - Слезамиплакала. Мол, Никочка, родненькая, не умирай.

Так это была не галлюцинация… Ничего не понимаю. Мир, чтоли, перевернулся?