«Битый час» длился не более двадцати пяти минут, но стремительного, как полет стрелы, императора раздражало любое ожидание.

– Я здесь, ваше величество. – Воин в красно-белом нарамнике выступил из-за полы шатра.

– Входи, входи, друг мой. – Государь порывистым движением шагнул к пропыленному рыцарю и крепко обнял его за плечи. – Рад видеть тебя. Докладывай.

– Мы перехватили золотую казну графа Ибелина, которую он послал для подкупа в Иерусалим, – кланяясь императору, сообщил граф фон Хонштайн.

– Молодец! Настоящий герой! Я велю надзирателю своего гарема подарить тебе любую наложницу по твоему выбору. Нет, не одну, двух! Ступай, дружище, отдохни.

Я отвернулся, пытаясь отогнать невесть откуда всплывшую картину княжеского дворца острова Костаматис.

– Эй! – Фридрих, резко повернувшись на месте, окликнул своего референтария. – Ты слышал, теперь нам есть чем заплатить карезминам обещанную тобой сумму. Спасибо графу Ибелину. Представляю, как вытянется его рожа, когда он узнает, что мы заплатили карезминам его же золотом. Теперь наша задача – заставить Орду повернуть в Малую Азию, через Константинополь и Трапезунд на Рим.

– «По-моему, император решил силком загнать Орду в Европу», – удивленно передал я.

– «Ну, это к гадалке не ходить. Я только чего-то не врублюсь, на кой хрен ему это нужно?»

– «Быть может, он желает затормозить движение Орды в Киликийских горах и ударить ей в тыл…»

– «Конечно», – подхватил Лис. – «Шоб она летела до самой Италии. У тебя шо, со слухом проблемы, не слышал, что ли: Византия и Италия входят в программу шоп‑тура, уготовленного стариной Фридрихом для Орды. Как говорится – галопом по Европам».

Над лагерем заунывно завыла труба, заставляя всех бодрствующих прислушаться к подаваемому сигналу.

– Обед. – Император обвел глазами своих приближенных, собранных в шатре для военного совета. – Я жду вас после трапезы. А вы. – Фридрих повернулся ко мне и Лису, – сегодня обедаете со мной. Все, я не задерживаю вас, господа.

* * *

Трапеза в императорском шатре мало напоминала ту, в несказанно далеком Санкт-Йоханесбурге. Да и вообще, император нынешний не слишком походил на себя прежнего. Темные тени, залегшие под большими выразительными глазами, и жесткая складка у губ словно стерли античную красивость с его лица, придавая тому жесткое волевое выражение.

– Вам очень повезло, – усмехаясь, бросил он, жадно вгрызаясь в ножку жареной пулярки, поставленной перед нами на низком левантийском столике. – Если бы не стечение обстоятельств, мы бы уже давно были в Иерусалиме. Сначала жестокая лихорадка трепала сицилийский лагерь, затем, когда в ноябре мы наконец вышли в море, там разразился дикий шторм, заставивший нас вернуться обратно.

– Вернуться? – удивленно переспросил Лис, украдкой кидая на меня ошарашенный взгляд. – В конце осени вы вышли в кюре, а затем вновь вернулись в порт?

– Ну да, черт побери! – макая пшеничную лепешку в глиняную миску с благоухающим аравийскими пряностями соусом, зло бросил Фридрих. – И этот старый болван, именующий себя наместником апостола Петра, тут же поспешил отлучить от Церкви тот самый крестовый поход, на который его предшественники пытались меня подвигнуть полтора десятилетия перед тем. Этот чертов недоумок панически боится всякого, кто имеет свою голову на плечах. Он решил, что я намереваюсь зимовать в Италии и уж наверняка не премину поблагодарить его святейшество за неоценимую поддержку, которую оказывает он Лиге ломбардских городов, оспаривающей мои итальянские владения.

Я послал в Рим письмо, в котором объяснял причины моего возвращения и заверял его, что вовсе не планирую зимовать на Сицилии и, лишь только вновь соберу эскадру, выступлю в Святую землю. Это не возымело действия. Когда же я отправился сюда, этот ублюдок в тиаре объявил крестовый поход, равного которому не было прежде, пиратским набегом, направленным на завоевание Иерусалимской короны. – Он замолчал, ожесточенно пережевывая очередной кусок мяса, исподволь наблюдая за нашей реакцией на его слова. – Да, я буду королем Иерусалимским. Я никогда не скрывал этого намерения. Теперь же благодаря браку с наследницей Иерусалимского трона я имею на то полное право. И настаиваю, что папский престол не волен распоряжаться престолами светскими, как о том говорит его святейшество. Восток нужен христианскому миру, да и в конце концов все это территория Римской империи и, стало быть, моя священная обязанность отвоевать наши исконные владения для моего народа.

При всем своем фарисействе слова Фридриха были не лишены известной логики. Его величеству можно было бы напомнить, что наряду со Священной Римской империей наличествует еще и Восточно-Римская, сиречь Византия, но, по правде говоря, после того погрома, который устроили благочестивые крестоносцы в Константинополе четверть века тому назад, тамошние монархи еще долго не могли всерьез претендовать на что-то, больше скромного подаяния.

– И вот я прибыл сюда, – продолжал император, – и со мной сорок тысяч хорошо подготовленных, отлично снаряженных, накормленных и напоенных воинов. Я заключил мирный договор с египетским султаном Аль Кемалем. За это меня наименовали прислужником Магомета. Прекрасно! Просто превосходно! По этому договору в руки христиан переходят Иерусалим, Вифлеем, вся Галилея. Надо быть абсолютным слепцом, чтобы не видеть тех выгод, которые даст нам такой союз.

Аль Кемаль еще в прошлый крестовый поход предлагал вернуть христианам эти земли в обмен на Дамиетту, но войсками командовал папский кардинал. Он не пожелал знаться с «нечестивым мусульманским псом», спесивый индюк. Что же вышло? Крестоносцы затратили столько сил на овладение ключом к Египту, что в результате не смогли двигаться дальше. Но и тогда преосвященный Пелагий отверг предложение Аль Кемаля. Результат: разгром армии и позорный мир.

Но все это ничему не научило эту тонэурную сволочь! Я заключаю договор, добиваюсь передачи христианам святых для каждого верующего мест, они же, вы только вдумайтесь, – Фридрих грохнул кулаком по столу, – отлучают от Церкви христианские святыни. Неизъяснима мудрость сия! Причем добро бы святые отцы так ненавидели магометан, что всякое сношение с ними почитали бы преступлением. Так нет же, они умудряются вовсю поддерживать графа Ибелина, заключившего союз с Анназиром Даудом, и проклинать меня. Ну ничего, нынче вечером я расспрошу патриарха Иерусалимского, что двигало его рукой, когда он подписывал мое отлучение. Вот уж действительно, что ни делается, все к лучшему. – Фридрих печально вздохнул, переводя дух. – Хотя, признаться, в первый час я был оглушен известием, что невесть откуда взявшиеся карезмины захватили Иерусалим. Этого я никак не ожидал. Впрочем, вы-то им как раз должны быть благодарны. Город был не более чем в дневном переходе от нас, когда пришли известия о приближении Орды. Не остановись я тогда, не пошли навстречу этой напасти войско ландграфа Тюрингского, мы были бы уже в Иерусалиме. А там…

Что должно было быть там, я прекрасно помнил. И все же благодарить карезминов мне отчего-то не хотелось.