— Сожалею, что был вынужден поднять этот вопрос, сэр, — негромко проговорил я. — И благодарю вас за то, что выполнили мою просьбу.

Мне хотелось побольше узнать о том, что он упомянул мельком, но спросить прямо я не мог и повернулся, чтобы уйти.

— Бурвиль!

— Да, сэр? — обернулся я.

— А ты не слишком умелый лжец, верно?

Я в замешательстве смотрел на него. Полковник молчал. У меня ушло не меньше минуты на то, чтобы осознать, что я наделал. Он обратился ко мне, назвав меня полным именем, и я отозвался. Я вперил взгляд в пол.

— Да, сэр. Полагаю, что так.

Полковник вздохнул.

— Я тоже. Твой отец предпочел бы, чтобы ты не знал, что ему известно, где ты. Но этим фортом командую я, а не он. И я не намерен играть со своим солдатом в кошки-мышки. — Он снова отвернулся к огню в очаге. — Должно быть, он разослал сообщения в день твоего отъезда. Подозреваю, что он написал во все места, где ты мог попытаться поступить на военную службу. Он довольно резко сообщает, что ты больше не имеешь права называться его сыном и представляться его фамилией.

Мне показалось, что кто-то ударил меня в живот кулаком и вышиб из меня весь воздух. Я не ожидал, что ярость моего отца заведет его так далеко.

— В этом весь отец, — тихо подтвердил я, — всегда старается облегчить мне жизнь.

— И верно, — мрачно отозвался полковник Гарен. — Еще он написал, что ты сын-солдат, и добрый бог выбрал для тебя судьбу военного, и, если кто-то из нас, несмотря на все твои недостатки, сочтет тебя годным, он благословляет его сделать из тебя солдата, как бы трудно это тебе ни далось. Когда я увидел тебя впервые, мне совсем не хотелось брать тебя на службу. По словам твоего отца, выходило, что ты испорченный сынок богатых родителей, бегущий от своего долга. Ты произвел на меня впечатление, сказав, что готов взяться за любую работу, какой бы грязной она ни была. И я подписал твои бумаги. Сегодня ты меня удивил. В хорошем смысле, я имею в виду. Я не жалею о том, что записал тебя в свой полк.

Повисла неловкая пауза.

— Спасибо, сэр, — негромко сказал я.

— Не стоит меня благодарить. Я не пытался оказать тебе любезность. Это вопрос моей собственной этики.

Намек на сталь проступил сквозь ржавчину его голоса. Честно говоря, я был рад его услышать. Я стоял по стойке «смирно», глядя прямо перед собой на тусклый гобелен, висящий на стене. Интересно, напишет ли он что-нибудь моему отцу в ответ? Я и сам не знал, хочу ли я этого. Я молчал. Он сказал мне все, что собирался.

Он вдохнул, резко выдохнул, словно приняв какое-то решение, и заговорил о другом.

— Бурвиль, я сожалею, что большинство наших новобранцев проходит посвящение. Но полагаю, ты тоже его выдержал. Что ты о нем думаешь? Можешь говорить откровенно.

— Это было ужасно, сэр. Но оно сделало со мной именно то, что мне все обещали. Теперь я понимаю, чем мы тут занимаемся. И то, насколько это безнадежно.

— Я опасался, что ты придешь к этому выводу. Слишком многие из моих офицеров и солдат думают так же. А я сижу здесь день за днем и размышляю. Мне нужно строить дорогу. Однако никто не может подойти достаточно близко к ее концу, чтобы продолжить работы. Нам даже не удается закончить предыдущий участок. Ты учился в Академии не только инженерной науке, но и искусству управления людьми. И я надеюсь, что у тебя появились какие-то идеи, со всем этим модным образованием.

Он ошибался, но мне совсем не хотелось говорить об этом так прямо.

— Я учился всего год, сэр. И мое обучение прервала эпидемия чумы.

— Тем не менее ты родился в хорошей семье. Сын ты нового аристократа или нет, но в твоих жилах течет кровь старых Бурвилей. Если ты и дальше будешь продолжать так, как начал, ты сможешь сделать карьеру. Да, тебе придется это заработать, но я хочу, чтобы ты знал: я не стану тебе мешать из-за гнева твоего отца. Но и продвигать тебя только из-за твоего имени не стану.

— Благодарю вас, сэр.

Его слова вновь возродили во мне, казалось бы, угасшую надежду. Мне вдруг страстно захотелось проявить себя перед полковником Гареном с лучшей стороны, не как простой кладбищенский сторож.

— Сэр, я вижу три подхода к решению этой задачи.

— Я слушаю.

— Первый очевиден — я уверен, что его уже испробовали. Нужно обогнуть это, чем бы оно ни было.

Он покачал головой.

— Строительство дороги продвигается по старым торговым путям, поднимающимся прямо в горы. Для тракта есть лишь один подходящий перевал. Если только мы не хотим сровнять холмы и засыпать долины на протяжении многих миль, другого пути нет. А каковы остальные подходы, солдат?

Все это я уже слышал. Королевский тракт обсуждали в каждой таверне. Для Фарлетона наступили тяжелые времена, но люди сохранили гордость. И если существовал способ преуспеть в этом проклятом задании, они хотели его отыскать.

— Найти способ защитить людей от ужаса.

Он нахмурил лоб.

— У тебя есть конкретные предложения? Или ты хочешь сказать, что его остановит какая-то броня?

— Нет, сэр. Но известно, что выпивка иногда делает осторожных людей дерзкими до безумия. Может ли человек перестать бояться, но сохранить достаточно соображения, чтобы продолжать работу?

— Ты имеешь в виду спиртное? Или наркотик?

— Настойка опия заставила лейтенанта Хитча легче отнестись к своему ранению.

Полковник коротко кивнул самому себе.

— Это что-то новое. Я поговорю с врачами, и посмотрим, что из этого выйдет. А третий?

— Выяснить, что вызывает ужас, и избавиться от него. Судя по разговорам в городе, старым торговым путем пользовались многие поколения. А теперь никто не может там пройти, и спекам приходится спускаться вниз, чтобы торговать с нами. Поэтому я предполагаю, что нечто этот страх вызывает и раньше его не было. Ну а если что-то имело начало, возможно, его можно и остановить.

Полковник поджал губы, словно забыв, что у него во рту нет трубки.

— Какой… необычный взгляд.

Он кивнул своим мыслям и некоторое время смотрел в огонь. Я очень надеялся, что он размышляет над моими словами, а не просто забыл о моем присутствии.

— Сэр, могу я задать вопрос? — собравшись с духом, нарушил тишину я.

— Задавай.

— А король знает, с чем нам пришлось столкнуться? Известно ли это генералу Бродгу?

— Да, мы пытались рассказать о наших трудностях королю, однако он не принял наших объяснений. Что до генерала Бродга, он, как и все мы, пролил пот Геттиса. И теперь, когда его порицают за чрезмерное сочувствие простым солдатам, мне кажется, что причиной тому именно этот опыт. Он побывал в Геттисе; он видел то, с чем мы столкнулись, — не только ужас, но и чуму. — Он внезапно откашлялся, словно решив, что слишком откровенен с простым солдатом. — Ты свободен. Возвращайся к своим обязанностям. Передай сержанту, пусть напишет запрос для плотников и те приготовят доски надлежащей длины для пятидесяти гробов. Только не произноси этого слова вслух. Я уверен, он справится. И помни, что я не спускаю с тебя глаз, Бурвиль. Бурв. Можешь идти.