Граф повернулся к Анне:

– Подозреваю, что это было твоей задумкой!

Актриса перестала хлопать.

– Что было моей задумкой?

Граф махнул рукой в сторону Софьи.

– Это оголяющее платье. Видимо, фасон ты выбрала из своих журналов.

Анна не успела ответить, как Марина громко топнула ногой.

– Этот фасон придумала я!

Графа удивила такая бурная реакция. Он посмотрел на швею и увидел, что один ее глаз косил в потолок, а другой сверлил его гневным взглядом.

– Это платье по моему фасону, – громко заявила Марина. – Я сама его сшила для моей Софьи!

Ростов понял, что ненароком обидел творца и создателя платья, поэтому перешел на более спокойный и примирительный тон:

– Марина, вне всякого сомнения, это очень красивое платье. Более того, это одно из самых красивых платьев, которое мне лично довелось видеть. – Граф смущенно рассмеялся, надеясь, что его заявление немного разрядит атмосферу, здравый смысл победит, и никто не будет обижаться. – Просто Софья будет играть Рахманинова в «Palais Garnier». Мне бы очень хотелось, чтобы публика больше внимания обращала на исполнение, чем на ее голую спину.

– Поэтому ты предпочитаешь одеть ее в мешковину, – заметила швея. – Чтобы ничто не отвлекало публику от музыки и ее исполнения.

– Нет, мешковину я бы не рекомендовал, – возразил граф. – Я хотел бы найти какой-нибудь усредненный вариант, который бы всех нас устраивал.

Марина снова топнула ногой.

– Хватит! Александр Ильич, только потому, что ты наблюдал комету 1812 года, Софья не обязана выходить на сцену в ползунках и слюнявчике.

Граф начал возражать, но его прервала Анна:

– Давайте послушаем мнение Софьи.

Они повернулись к девушке, которая, казалось, не слышала их спор и любовалась собой в зеркале. Софья повернулась и взяла Марину за руки.

– Мне кажется, что это прекрасное платье.

Марина с торжеством посмотрела на графа, снова повернулась к Софье, наклонила голову и критическим взглядом осмотрела свою работу.

– Что думаешь? – спросила швею Анна, вставшая с ней рядом.

– Чего-то не хватает…

– Плаща с капюшоном? – пробормотал граф.

Женщины проигнорировали его реплику.

– Я знаю, – произнесла Анна. Она ушла в спальню и вернулась с легким шарфом с заколкой, украшенной сапфиром. Актриса передала шарф Марине, которая обернула его вокруг шеи Софьи и отошла, чтобы оценить результат.

– Идеально, – признали женщины.

– А это правда? – спросила Анна графа, когда они вместе после примерки платья шли по коридору.

– Что, правда?

– Ты действительно видел комету восемьсот двенадцатого года?

Граф фыркнул.

– Если у меня хорошие манеры и есть чувство такта, это совершенно не значит, что я зануда.

Анна улыбнулась.

– Хорошие манеры? Ты и не заметил, что только что фыркнул?

– Вполне возможно. Не забывай, что я еще и отец! Что прикажешь в этой ситуации делать? Взять и отказаться от всех обязанностей, связанных с воспитанием ребенка, как царь отказывается от трона?

– Снять с себя обязанности и отречься от престола! – рассмеялась Анна. – Ни в коем случае, ваше величество!

Они дошли до места, откуда уже была видна служебная лестница. Граф остановился и улыбнулся Анне деланой улыбкой.

– Мне пора на планерку в «Боярском». Следовательно, я должен откланяться и сказать тебе adieu. – Граф кивнул Анне и исчез за дверью служебной лестницы.

Как только Ростов вышел на лестницу, он тут же почувствовал себя лучше. Вокруг была тишина, которая в сочетании с планомерной геометрией лестницы оказывала успокаивающее действие, словно он находился в церкви или у себя в кабинете, то есть в местах, созданных для уединения и размышлений. Но вдруг наверху открылась дверь, и на лестничную площадку спустилась Анна.

Граф не поверил своим глазам.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он шепотом актрису.

– Спускаюсь в фойе, – ответила она. – Ты можешь меня вниз проводить?

– Нет, не могу. Это служебная лестница!

– Но я остановилась в этом отеле.

– Именно об этом я и говорю. Служебная лестница предназначена для тех, кто прислуживает, а не для гостей отеля.

Анна улыбнулась и сделала шаг к графу.

– Какая вожжа тебе под хвост попала?

– Никакая вожжа мне под хвост не попадала.

– Хорошо, – с философским видом произнесла Анна. – Я понимаю, почему ты так разнервничался. Отец только что понял, что его дочь превратилась в красивую молодую женщину.

– Я совсем не разнервничался, – сказал граф и сделал шаг назад. – Просто я считаю, что вырез на платье слишком глубокий.

– Но ты ведь согласишься, что в этом платье она выглядит потрясающе?

– Соглашусь. Но не считаю обязательным демонстрировать всему миру каждый ее позвонок.

Анна сделала шаг по направлению к графу.

– Тебе вот, например, нравятся мои позвонки…

– Ну это совершенно другая история, – отрезал граф и сделал шаг от актрисы.

– Не уходи, я покажу тебе комету 1812 года, – произнесла Анна.

* * *

– Начнем? – произнес «шахматный офицер».

Эмиль с чуть слышным стоном подтолкнул меню по столу в его сторону.

Андрей с Ростовым заерзали на стульях.

Управляющий начал присутствовать на планерках руководства «Боярского» летом 1953 года, а в апреле 1954-го он приказал проводить встречи не на кухне Эмиля, где, как «шахматный офицер» выразился, было много «отвлекающих факторов», а у себя в кабинете. Специально для членов триумвирата в кабинет управляющего поставили в ряд перед его рабочим столом три стула с высокими спинками. Сиденья стульев были такими узкими, что, казалось, были сделаны для миниатюрных фрейлин при дворе Людовика XIV. Взрослому мужчине на таких стульях сидеть было крайне неудобно. В общем, вся обстановка встречи была тщательно продумана, чтобы граф, Эмиль и Андрей чувствовали себя как провинившиеся школьники, которых вызвали к директору.

«Шахматный офицер» открыл меню, аккуратно положил его так, чтобы его края были параллельны краям стола, и, водя кончиком карандаша по строкам, прочитал предложение блюд гостям ресторана на тот день. Выражение лица управляющего было как у мастера, проверявшего работу неопытного подмастерья.

Пока «шахматный офицер» изучал меню, трое «школьников» рассматривали обстановку кабинета. Если бы на стенах кабинета висели географические карты или таблица Менделеева, то они, возможно, и не потратили бы время даром и могли представить, как Колумб переплывает Атлантический океан или алхимик работает в средневековой лаборатории. Но на стенах кабинета висели лишь портреты Сталина, Ленина и Маркса, разглядывать которые не было особого желания, поэтому троице оставалось только ерзать на стульях.