— Во дает, — шепнул Ронэлорэн командору. — Как по бумажке. Не замечал за ним раньше такого.

— Тише ты, — буркнул командор.

— Я выполнял королевское поручение и был далеко от города, когда услышал печальные вести, — продолжал Сигмон, и голос его громом разносился над притихшей толпой. — Не промедлив ни мгновения, я вернулся в столицу. И увидел, что изменники подло убили короля, очернили имя его советника, который пал храброй смертью, защищая своего повелителя, и пленили королеву, законную супругу короля Геордора. Изменники собирались править Ривастаном как своей вотчиной, прикрываясь именем Ее Величества королевы Вэлланор Сеговар, и творили злодеяния, выдавая себя за слуг трона!

— Что-то мне тревожно, — шепотом признался алхимик командору. — Не узнаю Сигмона. Вообще-то ему полагалось удалиться в леса и в одиночестве переживать новую обиду…

— Заткнись! — бросил Демистон, у которого от боли в ноге плавали перед глазами разноцветные круги. — Не видишь — парень подрос. Он принял решение и взвалил на себя ответственность. Взгромоздил на плечи то, от чего так долго бегал. Он наконец научился думать не только сердцем, но и головой. И упаси тебя небеса, Рон, вмешиваться в его жизнь.

В этот момент толпа на площади разразилась грозным ревом, в котором Корду удалось разобрать слова «Тарим» и «Борфейм». Ронэлорэн, готовивший язвительный ответ, умолк и с тревогой глянул со стены вниз. Горожане хлынули к воротам, и лишь Дарион, зажегший на кончике пальца яркий огонек, заставил их отступить.

— Да! — крикнул Сигмон, заглушая рев толпы. — Герцог Борфейм оказался подлым изменником, негодяем, замыслившим убийство короля и принесшим в жертву собственную племянницу. Но не он был вдохновителем этого заговора, он был всего лишь наемником, солдатом, купленным за деньги. Его руками истинные негодяи творили зло, сами же оставаясь в тени.

Нагнувшись, Сигмон поднял растерзанное тело чудовища и швырнул его вниз со стены, прямо под ноги затаившей дыхание толпе.

— Волдер! — выкрикнул граф изо всех сил. — Колдуны Волдера, вот кто измыслил и осуществил этот заговор!

Первые ряды толпы дружно отшатнулись от упавшего тела — как только увидели клешни и шипы, проросшие сквозь черный плащ. По толпе пошли волны, словно по пруду, в который бросили камень. Площадка у ворот мигом опустела, люди отступили подальше, опасаясь даже мертвого чудовища. На месте остался лишь рыжий маг. Он равнодушно ткнул дохлую тварь сапогом и снова взглянул вверх, на Сигмона.

— Ныне все заговорщики мертвы! — крикнул Ла Тойя. — И герцог Борфейм, и все негодяи, помогавшие ему осуществлять свои темные планы. Мы потеряли короля Геордора Третьего, но королевский род не прервался. Королева Вэлланор Сеговар, законная супруга короля Геордора и мать будущего наследника престола, ныне по праву занимает трон Ривастана. Ее Величество будет править нами мудро и справедливо, а вскоре кровь рода Сеговаров снова взойдет на престол! Все мы склоняемся пред Вэлланор Храброй, что в тяжелые дни сохранила верность своему супругу и своему новому дому — нашему славному Ривастану!

Выдохнув это одним махом, Сигмон замолчал. Толпа молчала в ответ, не зная, как понимать его слова. Ла Тойя стоял на стене в разодранной куртке, и всем было прекрасно видно ту самую чешую, о которой столько говорили и в кабаках, и в дорогих салонах. Его правая рука, напоминавшая лапу чудовища, тоже была на самом виду — лежала на стене, впившись черными когтями в камень, словно тот был не тверже сыра. Толпа видела перед собой силу, силу, которая в одиночку повернула время вспять, расправившись с заговорщиками и удушив уже осуществленный переворот. И эта сила недвусмысленно намекала, что она целиком и полностью на стороне юной королевы. Никто еще не знал, чего ждать от королевы, добра или худа, народ просто не успел ее узнать. Зато многие, очень многие, уже успели ее пожалеть.

Перешагнув через мертвое чудовище, распростертое на камнях площади, к воротам приблизился рыжий маг.

— Слава королеве Вэлланор! — загремел он, вскидывая руки и выпуская в чистое небо искрящий фонтан огня.

— Слава! — закричали за его спиной. — Слава!

Толпа заревела тысячами глоток, и над площадью разразилась буря. Королева протянула руки к беснующейся толпе и стала что-то быстро говорить, успокаивая своих подданных, признавших ее власть.

Но Корд уже не слышал, о чем идет речь. Стараясь отрешиться от пульсирующей боли в ноге, он до рези в глазах всматривался в толпу за спиной Дариона. Там, между огромным кузнецом, сжимавшим в руке молот, и толстяком в фартуке мясника, стояла высокая женщина с распущенными черными волосами. Ее глаза горели зеленым огнем, словно два изумруда, а в руке она сжимала длинный кинжал, выглядевший на редкость грозно в ее худых руках. Графиня Брок тоже заметила командора и теперь пронзала его взглядом не менее острым, чем кинжал в ее руках. Взгляд не сулил ничего хорошего тому, кто оставил ее в особняке, словно глупую домашнюю барышню, а сам отправился на верную смерть. Демистон смотрел в эти злые глаза, в которых блестели слезы, и чувствовал, как его разбитые губы кривятся в глупой улыбке. Он слышал, как Эветта говорит с ним — говорит без слов, одним взглядом, слышал, как она бранит его, ругает на чем свет стоит. И он отвечал, смущенно кивая и давая безмолвные обещания больше не делать такого никогда. Зыбкие видения, в которых Демистон держал за руку сына, становились все ярче, обступая командора плотным кольцом. И он отдавался им, все дальше удаляясь от боли в израненном теле.

Очнулся Демистон, только когда алхимик сжал его локоть. Командор с недоумением взглянул на друга, а тот шепнул ему одними губами:

— Пошли.

Обернувшись, Корд увидел, что Вэлланор уже подходит к маленькой дверце, ведущей в тронный зал. Сигмон Ла Тойя шел следом, как верный страж. Алхимик потянул Корда за руку, и тот послушно двинулся следом. Все кончено. Можно уходить.

У самой двери, когда толпа уже не видела их, Сигмон нагнал королеву и пошел рядом с ней, что-то тихо шепча на ходу. Вэлланор протянула руку и взяла графа за локоть. Вместе они вошли в маленькую дверцу и пропали в темноте. Следом за ними последовали и Рон с Демистоном — также держась за руки, потому что командор едва переставлял ноги от боли и усталости, и алхимику приходилось тащить его за собой. Ему помогали два стражника, поддерживая командора с другой стороны, и только поэтому Демистон, плавающий в теплых водах южного моря, еще не упал.

Когда за ними захлопнулась дверь, толпа взревела с новой силой. Рыжий маг озорно ухмыльнулся, вскинул руки, и в воздух взлетели два огненных шара. Они поднялись над башнями, вспухли на лету пылающими гроздьями и с оглушающим грохотом лопнули, осыпав королевский замок огненным дождем разноцветных искр.

«Сегодня день выдался ненастным, словно сама природа решила поддержать нашу скорбь. С самого утра лил холодный осенний дождь, небо хмурилось, бросая на Рив тяжелые тени свинцовых облаков. Прошел ровно год со дня смерти нашего славного короля Геордора Вер Сеговара Третьего. Этот день никогда не будет забыт — по крайней мере, пока трон занимает его вдова — Вэлланор Храбрая. Для нее это нелегкий день, когда возвращаются все самые тяжелые воспоминания, заставляя королеву хмурить свой прелестный лобик… О небеса, что я пишу! Сигги меня убьет, если увидит. Он по-прежнему уверен, что я слишком много болтаю, и именно ему пришла в голову идея усадить меня в этой проклятой башне и заставить разбирать бумаги, которые копились тут столетиями. Столетиями! Башня ужасна. Сюда, в крохотную комнатку, ведет крутая длинная лестница, скрытая в стене. По ней очень тяжело подниматься. Камин забит разной дрянью и отчаянно чадит. Тут холодно. Признаться, я сам в этом виноват — именно я проделал в стене большое окно, потому что раньше здесь было слишком темно. Стало еще холоднее, зато теперь мне виден двор замка. И это даже приятно — смотреть на все свысока. Сейчас видно особенно хорошо — после обеда облака разошлись, и осеннее солнышко балует нас своими еще теплыми лучами. Внизу, у тополя, сидит королева Вэлланор с крохотной плетеной колыбелью. Маленький Тисадор Сеговар, названный в честь деда, сейчас занимает все ее мысли. Рядом с нею только Эветта — с такой же плетеной колыбелью, в которой барахтается беспокойный Тирам. Весь в своего отца-пирата — то хмурится, то орет так, словно идет на абордаж. Чуть в стороне от них — кормилица Милена, разглядывает каменную стену и, похоже, думает о том, как бы поскорее удрать из дворца. Что с нее взять — деревенщина. Еще не обвыклась при дворе. Но ее маленькая Мила, спящая сейчас в покоях, похоже, уже начала привыкать к теплой постельке. Не дворец, а родильный дом какой-то, прости, Сигги. О чем это я?