Горожане уже растащили в сторону трупы защитников замка и теперь открывали ворота. Тяжелые створки поддавались медленно, но не могли устоять под напором толпы. Со скрипом ворота распахнулись, и горожане, увидев внутренний двор замка, заволновалась. И было от чего.

— Ну-ка, пусти, — бросил Корд и начал проталкиваться вперед.

Там, во дворе замка, у лестницы, ведущей ко входу во дворец, стояли защитники замка. Они не спешили навстречу смутьянам, нет, они просто готовились защищаться. Обнажив клинки, они дожидались команды — два десятка фальшивых гвардейцев, перед которыми стояли три человека в черных плащах.

Растолкав горожан, Демистон первым ступил во внутренний двор замка и неторопливо пошел вперед, к тем, кто ждал его у лестницы. Он шел медленно, чувствуя, как от боли все крепче сжимаются зубы. Горела, словно в печи кузнеца, нога. Плечо пульсировало, да так, что боль толчками уходила в левый висок, отдаваясь в поврежденной глазнице. Руки ослабели, спина болела. Но Корд Демистон упрямо шел вперед, чувствуя, как следом за ним идут те, кто пришел к замку. Не за властью, не за звонкой монетой, не за правдой, а просто потому, что кому-то была нужна помощь.

На середине пути его нагнал Рон и пошел слева, подстраиваясь под шаг хромающего командора. Справа через мгновение появился Тран — залитый по пояс чужой кровью, сжимающий в руке черный клинок одного из северян. Корд чувствовал, как в затылок ему дышит подступающая толпа из горожан и оставшихся в живых стражников. Они все шли вперед, шли, потому что их вел он — командор городской стражи, последний из тех, кто не предал мундир и остался верен Ривастану. Они думали, что уж командор-то знает, что делать, что у него есть план и ему нужно только немного помочь, а потом все наладится само собой.

Никакого плана у Корда не было. Он просто шел вперед, потому что там, где-то в глубине мрачного замка, напоминающего ныне склеп, остался граф Ла Тойя. И он там один. Некому прикрыть Сигмону спину, некому поддержать в трудный миг или вытолкнуть из-под смертельного удара. И командор Корд Демистон не мог оставить Сигмона в одиночестве.

Когда до строя защитников замка осталось два-три шага, Корд остановился. Его спутники тоже остановились, и горожане сгрудились за их спиной, тихо перешептываясь.

— Подождите, — бросил Корд друзьям. — Это мое дело.

Втянув воздух сквозь сжатые зубы, он сделал шаг вперед. Ему навстречу вышел один из северян — высокий седой воин со шрамом на щеке. Его выцветшие глаза горели гневом, а клинок в опущенной руке подрагивал, словно ему не терпелось вонзиться в плоть врага. Корд знал, кто это — герцог Бертар Борфейм собственной персоной. Тот, кто захватил трон Ривастана. Тот, кто привел в город чужаков, тот, кто замыслил убийство короля и осуществил этот план под покровом ночи.

— Бертар, — хрипло бросил командор. — Сдавайтесь.

Седые брови герцога дрогнули, а губы сжались в узкую полоску.

— Сдаться? — переспросил он. — Что за чушь вы несете, командор. Немедленно покиньте королевский замок, или вас всех перевешают за измену.

— Измена, — кивнул Демистон, чувствуя, как от усталости подкашиваются ноги, — какое популярное нынче слово. Еще раз — сдавайтесь. Мы сохраним вам жизнь.

— Мы? — с презрением бросил герцог. — Жалкий сброд! Отребье! Что вы возомнили о себе, голодранец? Что вы хотите — ключи от сокровищницы? Титул? Денег? А быть может, трон? Одно мое слово, и от вашей ватаги не останется и следа. Стражники, патрулирующие город, уже спешат ко дворцу, с минуты на минуту в город войдут войска, верные трону. Ваш бунт не удался! Немедленно убирайтесь из замка, и у вас будет шанс сохранить ваши никчемные жизни.

— Чего я хочу, — задумчиво повторил Корд и тяжело вздохнул. — Я хочу, чтобы это все побыстрее кончилось. Прямо сейчас.

Герцог, заметивший блеск в глазах командора, успел вскинуть клинок. Демистон, балансируя на одной ноге, отбил меч Борфейма своим костылем и одним движением выхватил саблю. Острая сталь вылетела из ножен, с шипением описала широкую дугу, и голова герцога Борфейма слетела с плеч. Его тело еще не успело повалиться на землю, как Демистон указал на строй врагов окровавленным клинком и закричал:

— За Ривастан!

Рядом медведем заревел Тран. Его крик подхватили десятки глоток, и толпа горожан накатила волной на строй изменников, сметая их со своего пути. Демистон так и остался стоять на месте, высясь над схваткой, словно утес над кипящей горной рекой. Он едва держался на ногах от усталости, но все же стоял ровно, потому что его поддерживала рука Ронэлорэна, рука друга, который может прийти на помощь в самый тяжелый час.

— Помоги мне, — прохрипел Демистон. — Ну же…

Алхимик сплюнул на окровавленные камни двора и помог другу сделать шаг вперед — в самую гущу схватки.

* * *

Вложив все силы в один рывок, Сигмон выкатился из-под удара магического клинка в самый последний момент, когда мертвец уже не успевал изменить направление удара. Пылающий клинок ударил в пол, проплавил в нем узкую полосу и снова взмыл к потолку, грозя новой атакой.

Но Ла Тойя уже стоял на ногах. Из раны на левой стороне груди текла темная кровь, оставляя на грязной сорочке влажные следы. Рана не спешила затягиваться, и Сигмон чувствовал, как силы постепенно уходят. Даже зверь не мог ему помочь — его ярость сменилась страхом перед ликом неотвратимой смерти, и теперь он превратился в жалкий скулящий клубок, пытавшийся стать незаметным.

Мертвец, все еще держа клинок над головой, сделал длинный шаг к Сигмону. Почерневшие губы оставались неподвижными, но Ла Тойя был уверен, что тот, кто руководит отвратительным созданием, сейчас улыбается.

Клинок алой молнией упал вниз, но Сигмон сделал шаг в сторону, уворачиваясь от удара, и ударил ногой в колено мертвеца. Сапог графа прошел сквозь ногу нежити, как сквозь туман, и Сигмон потерял равновесие. Даже не пытаясь восстановить его, он упал, кувыркнулся через голову и только тем спасся от нового удара.

Не давая графу опомниться, мертвец налетел на него, рубя клинком направо и налево, пытаясь хотя бы зацепить изворотливого противника. Сигмон выгибался дугой и отступал, уворачиваясь от молниеносных ударов. Он ослабел, но изнутри поднималась холодная злость, придававшая сил. Она не имела никакого отношения к обжигающей ярости зверя. Злость принадлежала только ему — графу Ла Тойя, который так долго жил за счет чудовища.

Покойник замешкался, и Сигмон отпрыгнул в сторону, подальше от разящего клинка. Он даже успел перевести дух, перед тем как враг вновь атаковал его. Уворачиваясь от новых ударов, Сигмон чувствовал, как кровь выступает из порезов на его теле. Черная чешуя, казавшаяся раньше несокрушимой, была повреждена в десятке мест: на животе и плечах появились тонкие разрезы, сочившиеся густой кровью. Царапина над ухом была болезненной, но не серьезной, а легкая рана на бедре уже затягивалась. Все было не так плохо, если бы Сигмон хотя бы отдаленно представлял, как можно одолеть магическую нежить. Лишь сейчас, один-единственный раз за все это время, он пожалел, что у него больше нет клинка с примесью эльфийской крови. Только он мог сейчас спасти… его? Нет. Спасти королеву, ставшую марионеткой в руках черных колдунов Волдера. Спасти девчонку с Северных гор, брошенную безжалостной рукой родного дяди в горнило схватки за власть.