Но наконец, наконец Кураг убрал голову от моей руки. Яотобрала и левую руку от его груди. Губы оставили у меня на коже последнийпоцелуй, и я отодвинулась.

Кураг раздвинул в улыбке тонкие губы, показав желтые зубы смазками крови.

– Сделай лучше, принцесса, если сможешь, хотя у менявсегда сидхе оказывались слишком чопорными, чтобы работать языком как следует.

– Не с теми сидхе имел ты дело, Кураг. У меня они всеоказывались... – я понизила голос до хриплого шепота и глазам придаласоответствующее выражение, – орально одаренными.

Кураг хихикнул, тихо и нехорошо, но с предвкушением.

Меня слегка шатало, но я стояла на ногах, а только это итребовалось. Но мне надо будет вскоре сесть, чтобы не упасть.

– Моя очередь, – сказала я.

Кураг осклабился шире:

– Соси меня, милая Мерри, соси крепко!

Я бы покачала головой, если бы не знала, что от этого оназакружится еще сильнее.

– Ты не меняешься, Кураг.

– А зачем? – спросил он. – Ни одна женщина, скоторой я спал за последние восемьсот лет, не ушла от меня недовольная.

– Только окровавленная, – сказала я.

Он моргнул, потом снова засмеялся:

– А без крови – какой смысл?

Я постаралась не улыбнуться, но не сдержалась.

– Бахвальство гоблина, который еще даже своей крови непредложил.

Он протянул мне руку. Кровь текла густым красным потоком.Рана, которую он предложил мне, была глубже, чем казалась, – зияющаяполоса, как третий рот.

– Твоя царица хотела тебя убить, – сказала я.

Он посмотрел на рану, все еще ухмыляясь:

– Ага.

– А тебе, похоже, приятно.

– А тебе, похоже, принцесса, хочется оттянуть момент,когда ты своим чистеньким ротиком приложишься ко мне.

– Кровь сидхе сладка, кровь гоблинов горька, –произнес Гален.

Есть у нас такая старая поговорка. И неверная.

– Пока кровь красная, она вся для меня одноговкуса, – сказала я и опустила рот к открытой ране.

Я не могла охватить рану ртом, как охватывал мою рану Кураг.Но взять его кровь – это требовало больше, чем простого касания губ. Отнестиськ питью крови иначе, как к акту страсти, которым оно должно быть, как к чести,которой оно должно быть, – смертельное оскорбление.

Это особое искусство – сосать кровь из раны столь глубокой.Надо начинать медленно, врабатываться в рану. Я стала лизать кожу возле самогомелкого края раны медленными и длинными движениями. Один из приемов, когдапьешь много крови, – глотать часто. Второй – сосредоточиться на каждойзадаче отдельно. Я сосредоточилась на том, какая грубая кожа у Курага, наздоровенном шероховатом бугре, который соседствовал с раной как узел в коже. Я изучалаэтот узел, секунду катала его во рту, что было больше, чем я должна быласделать, но я набиралась мужества перейти к ране. Немножко крови я люблю,немножко боли, но эта рана была глубокая, свежая и несколько излишне...обильная, чтобы быть приятной.

Я еще два раза лизнула неглубокий конец раны и сомкнула надней губы. Кровь потекла слишком быстро, и мне пришлось судорожно сглатывать,дыша через нос, и все равно слишком еще было много этой сладковатой, сметаллическим вкусом жидкости. Слишком много, чтобы не мешала дышать, слишкоммного, чтобы проглотить. Я чуть не поперхнулась и постаралась думать очем-нибудь другом, о чем угодно. Края раны были очень чистыми и гладкими. Ужепо одному этому было ясно, как остер этот нож. Мне стало бы легче, если бы ямогла помочь себе руками, получала информацию от других органов чувств. Яощущала, как мои руки напрягаются, будто ищут, во что вцепиться. И я не моглаподчинить их себе до конца. Что-то надо было делать.

Чья-то рука зацепила мои пальцы, и я схватилась за нее,сжала. Вторая рука повисла в воздухе, но и ее тоже перехватили. Я подумала, чтоэто Гален – по идеальной гладкости тыльной стороны ладони, но сама ладонь ипальцы были в мозолях от меча и щита – слишком грубых для Галена. Эти рукиупражняются с оружием дольше, чем Гален живет на свете. Я держалась за них, ониотвечали на мое пожатие, держали меня в ответ.

Мой рот мой не отрывался от руки Курага, но внимание япереключила на руки, на силу, что держала меня. Я ощущала, как она удерживаетмои руки за спиной, чуть приподнимая, на самом краю боли. Чудесное отвлечение,как раз то, что мне было нужно.

Я с судорожным вздохом оторвалась от раны, наконец-то имеявозможность как следует вдохнуть. Чуть было не закашлялась, но державший менядернул мне руки кверху, и я снова ахнула вместо этого. Миг прошел, и снова всебыло в порядке. Опасность оконфузиться, выблевав всю эту добрую кровь, миноваламеня.

Руки, державшие меня, опустились вниз, боль прошла. Теперь ямогла просто держаться за них.

– Хм-м, – произнес Кураг. – Отличная работа,Мерри. Ты истинная дочь своего отца.

– Высокая похвала в твоих устах, Кураг.

Я шагнула назад, оступилась. Руки удержали меня, далиопереться на грудь своего владельца. Я, еще не повернувшись, знала, кто это.Дойл смотрел на меня сверху, а я прислонялась к его телу, все еще цепляясь занего руками.

Одними губами я сказала ему:

– Спасибо.

Он чуть кивнул. Он не сделал ни одного движения, чтобыотпустить меня, а я не сделала ни одного движения, чтобы отстраниться. Ястрашно боялась, что стоит мне отпустить его руки или шагнуть от него, как ясвалюсь. Но дело было еще и в том, что в этот момент я ощущала себя вбезопасности. Я знала, что, если я упаду, он меня подхватит.

– Моя кровь в твоем теле и твоя – в моем, Кураг, –сказала я. – Кровное родство между нами до следующей луны.

Кураг кивнул:

– Твои враги – мои враги. Твои любимые – моилюбимые. – Он шагнул вперед, навис надо мной, даже над Дойлом. –Кровный союз между нами на одну луну, если...

Я вскинула на него глаза:

– Что значит "если"? Ритуал совершен.

Кураг поднял все три глаза на Дойла.

– Твой Мрак знает, что значит "если".

– Пока что он – Мрак королевы, – сказала я.

Глаза Курага покосились на меня, потом обратно на Дойла.

– Не королеву держит он сейчас за руки.

Я попыталась отодвинуться от Дойла, но он крепче сжал мнеруки. Я заставила себя успокоиться и прислониться к нему.

– Не твое дело, за что он меня держит, Кураг.

Кураг прищурился:

– Он – твой новый консорт? До меня дошел слух, что дляэтого ты вернулась ко Двору – выбрать нового консорта.