Машина свернула, закрывая Джадду обзор до тех пор, пока вновь не вышла на прямую дорогу. Карр не махал рукой, лицо его в такой дали разглядеть было невозможно, но белый его халат еще долго притягивал к себе взгляд уже после того как горизонт раздвинулся вширь и Кэй вывела машину на автостраду.

Усевшись за свой стол, Аарон Карр взял папку, перевернул ее и раскрыл на последней странице своих записей. Коротко и медленно дыша, уверенной рукой взял ручку, попробовал перо и четко вывел: «Семнадцатое апреля – выписан в десять двадцать».

Все еще полностью владея собой, закрыл папку, поднялся вместе с ней из-за стола, направляясь к серому шкафу для хранения папок, своему собственному, перевезенному им из Нью-Йорка. Открыл центральный ящик, нашел нужное ушко на держателе, с силой высвободил место еще для одной пухлой папки и вставил историю болезни. Ящик закрылся, глухо клацнув.

Освободившись, он вернулся к столу и, усаживаясь, снял чехол с пишущей машинки. Достал чистый лист бумаги, заправил его в машинку, подал валик назад, поднимаясь к самому верху страницы, и остался один на один с ее понукающей пустотой… Если книгу заканчивать в сентябре, то теперь и вправду придется себя подгонять. Две последние недели, считай, ушли впустую. Целую главу придется выбрасывать.

Стук в дверь оборвал последнюю тоненькую ниточку самообладания, дав волю взрывному высвобождению от напряженного состояния, отчего тут же занялось пламя сердитого нетерпения. Стиснув зубы, Карр непроизвольно рявкнул:

– Входите, – в надежде, что пришедший, кто бы то ни был, уберется прочь и оставит его в покое.

Увы, дверь открылась и в кабинет заглянул Джонас Уэбстер, невозмутимое выражение лица которого тут же возымело эффект быстродействующего успокоительного. Карр вскочил, бормоча извинения и скоренько освобождая гостю кресло.

– Нет-нет, я не задержусь, – произнес, прислонясь спиной к косяку двери, главврач, руки которого были глубоко засунуты в карманы брюк. – Должен домой идти. Джулия к ужину кого-то пригласила. Слышал, вам сегодня поутру тяжкий случай достался?

Карр кивнул, потупив взгляд, изо всех сил стараясь отделаться от чересчур живых воспоминаний о том кровавом месиве, с каким пришлось иметь дело в отделении «Скорой помощи». Кончики его пальцев до сих пор хранили последнее холодящее содрогание уходящей жизни, при этом он гадал: может, это как раз подходящий момент, чтобы сообщить Уэбстеру, что он не станет продлевать свой договор с Окружной мемориальной?

Уэбстер опередил его, заметив любезно и по-свойски:

– Мой отец говаривал: замечательная могла бы быть профессия, если б не эти проклятые больные. Мытьем ли, катаньем ли, но им как-то всегда удается заморочить тебе голову.

– А-а, со мной ничего похожего, – возразил Карр. – Легкий способ, ничего не скажешь: винить больных за собственное неумение. Я мог бы лечить и получше.

Уэбстер склонил голову набок:

– А вам случалось когда-нибудь не испытывать подобного чувства? – Он помолчал. – Вы для себя установили слишком высокую планку, Аарон. Есть предел того, что способен сделать врач.

– Я это знаю, – сказал Карр, слыша, как собственные его слова возвращаются к нему.

– В нашей проклятой профессии есть лишь один способ испытать радость, – изрек Уэбстер, прикрывая цинизм кривой усмешкой. – Приходится быть готовым иметь дело с тем, что есть: человеческими существами – неразумными, губящими самих себя, жадными, эгоистичными и в девяти случаях из десяти непроходимо тупыми. Их можно подлатать, заживить их раны, истребить какие-то вирусы, пожирающих их изнутри, утихомирить кое-какую боль существования. Да, на такое мы еще способны – но только и всего. Их не изменишь, ни, черт побери, на вот столечко. – Уэбстер свел два пальца, отмечая ногтем одного самый краешек другого.

– И все же люди меняются.

– Хотелось бы верить.

– И вполне возможно слегка подтолкнуть их в верном направлении.

– Вероятно, – сказал Уэбстер и некоторое время молча разглядывал собеседника. – При том, если сам ты вполне уверен, что знаешь, где оно, это верное направление.

Карр перевел взгляд на шкаф для папок.

– Да, в этом есть трудность, – через силу признал он, взволнованно вспоминая совет, который дал миссис Уайлдер: «В конечном счете, разумеется, пациент сам для себя решает».

Уэбстер засмеялся:

– Да, именно это и позволяет нам всегда срываться с крючка, или я не прав?

Еще не отъехав от больницы и мили, Кэй Уайлдер решила не обременять Джадда в дороге разговорами о том, что происходит в «Крауч карпет Ко». Несмотря на полученный от доктора Карра совет и невзирая на благоприятную возможность причастности к делу, которая вырисовывалась из сведений Фрэнка Уиттейкера, никуда не уходило мешающее представление, будто Джадду все еще очень далеко до его нормального состояния. Во всяком случае, опасность перевешивала любую возможную выгоду. Всего час, и она благополучно доставит его домой. Завтра-послезавтра захочет он поговорить с Фрэнком – сделайте милость. Только не было пока никаких признаков, что ему хочется хоть с кем-то говорить.

Он, правда, наконец-то немного расслабился, сидит, откинувшись, в кресле, больше вперед не дергается, словно от страха за ее вождение, но все еще ни словом не обмолвился о Фрэнке Уиттейкере. По сути, он вообще очень мало о чем говорил. В том не было ничего необычного: ей припомнилась их последняя поездка в Нью-Йорк, когда мили летели мимо, а они даже словом не обменялись, – к тому же у нее была неплохая отговорка от болтовни, нужно было следить за дорогой. Движение было плотным: все ринулись вон из городов в первое по-настоящему погожее воскресенье, – к тому же была и еще забота – приглядывать за Фрэнком. Три-четыре раза их отсекали друг от друга, чужие машины подстраивались между ними, а вот сейчас, когда проезжали въезд в новый торговый центр Марафона, светофор переключился слишком быстро, она проскочить успела, зато Фрэнку пришлось встать.

В первый раз Джадд шевельнулся в кресле, оглядываясь назад, и поразил ее вопросом:

– А что это за история с письмом?

Ранее принятое решение подталкивало к тому, чтобы уйти от ответа, однако и требование доктора Карра обязывало, и, когда Джадд добавил: «Или ты не знаешь?» – то куда более жгучее желание возникло спасти себя от обвинений, будто она без должного внимания отнеслась к тому, что ей сообщил Фрэнк.

– Нет, я знаю, – сказала Кэй. – Или, во всяком случае, я знаю, что именно он пытается сделать. – Она умолкла, вспоминая, о чем говорила Джадду раньше, но, решив, что от повторения беды не будет, заговорила: – Он считает, что если удастся сплотить достаточное число акционеров себе в поддержку, то можно остановить слияние.

– Слияние? – переспросил Джадд. – Ты уверена, что именно это и сказал? В газете на сей счет не было ничего подобного.