Лавансаари и Суурсаари, а в Ладожском озере — остров Валаам и небольшие острова против Сортавала и т. д.). Был принят ряд мер, специально направленных против Советской России: в форту Ино была установлена германская артиллерия, радиостанция и наблюдательный пункт, так что Финский залив и Кронштадт находились под наблюдением; немцы теперь, по выражению фон дер Гольца, «держали в узде русский флот, находящийся в Кронштадте». Занятие немцами островов на Ладожском озере не нуждается в комментариях. Производилась «разведывательная и другая подготовка для последующих действий, прежде всего против Петербурга»; была организована разведывательная служба для сбора сведений, касающихся Петрограда, Мурманской железной дороги и Мурманского побережья; была направлена «большая разведывательная экспедиция к востоку и к северу от Ладожского озера» (т. е. на советскую территорию). Бранденштейну было поручено разработать план «обороны» (!) против России.

Есть много свидетельств самих немецких военных и дипломатов о подготовлявшейся тогда войне против Советской России с целью свергнуть Советскую власть и захватом ресурсов России улучшить шансы Германии на победу на Западе. Существовало мнение, пишут германские генералы Куль и Дельбрюк, что положение может быть улучшено, если «повести наступление на Петербург и Москву, свергнуть Советскую республику, создать буржуазное правительство и заключить с ним союз». Людендорф писал в своих воспоминаниях о возможности короткого удара на Петроград и наступления на Москву при помощи донских казаков, чтобы свергнуть Советское правительство и создать в России другую власть, которая сотрудничала бы с немцами; это, считал Людендорф, имело бы большое значение для дальнейшего ведения войны Адмирал Гопман, глава комиссии по перемирию на Черном море, писал в своем дневнике: «Я с генералом Гофманом придерживались мнения, что было бы правильно путем наступления на Петроград весной и летом 1918 г. свергнуть большевистское правительство и создать временное правительство». Генерал Гофман отмечал, что его мнение о «необходимости своевременно осуществить вмешательство в России» разделял статс-секретарь по иностранным делам Гинце. Германский посол в Советской России Гельферих считал, что «только в случае, если на место большевистского режима придет новый порядок вещей.., мы могли бы надеяться облегчить ведение войны путем использования русских источников и запасов». «Германскому командованию казалось правильным улучшить наше военное положение путем занятия Петрограда», — писал фон дер Гольц. Штадтлер, работавший пресс-атташе германского посольства в Москве, 25 августа 1918 г. в беседе с министром юстиции Шпаком в Берлине доказывал, что «при первом удобном случае нужно наступать на Петербург и занять Петербург.., что затем, действуя из Петербурга, можно содействовать свержению большевиков и помочь прийти к власти русскому национальному правительству...». У Шпана этот план не вызывал возражений. В меморандуме, предназначенном для Людендорфа, Штадтлер призывал к разрыву с Советской Россией, нападению на нее, завоеванию Петрограда и созданию «национального русского правительства». Германский посол в России Гельферих также излагал Людендорфу аналогичные проекты, касающиеся Восточной Европы, причем Людендорф «проявил понимание» и кайзер также «не остался нечувствительным». В дальнейшем германская военщина планировала, как сообщал советский дипломатический представитель из Берлина, захватить всю Советскую Россию и превратить ее в тыл и базу для действий германских войск в Индии, Персии и Афганистане, откуда Германия собиралась вышибить Англию.

Но в момент напряженной войны на Западе Германия не могла отвлекать оттуда крупные силы, поэтому она рассчитывала осуществить свои планы свержения Советской власти с максимальной экономией собственных сил — при помощи финляндских и русских белогвардейцев.

Первоначально — в конце гражданской войны в Финляндии — у германских империалистов возникла мысль использовать для осуществления своих планов Маннергейма, прежняя верная служба которого царю позволяла ему фигурировать одновременно и в качестве финляндского, и в качестве русского генерала и возглавлять не только финляндские, но и русские белогвардейские войска. Этот проект весьма интересовал кайзера, Гинденбурга и Людендорфа, как видно из ряда германских документов. Так, по поводу доклада германского посланника в Финляндии Брюка от 17 апреля кайзер заявил, что «генерал Маннергейм мог бы быть весьма подходящим человеком для того, чтобы после прекращения беспорядков в Финляндии навести порядок в России». Германское правительство, очевидно, выясняло на этот счет и мнение своих союзников. По крайней мере, на отчете Брюка от 15 апреля кайзер написал, что и болгарский царь считал Маннергейма подходящей фигурой для «наведения порядка» в Петрограде. По мнению кайзера, «этот генерал, которого в России уважают» (?), мог бы стать центром для кругов, стремящихся к «умиротворению» страны, т. е. для контрреволюционных кругов. Кайзер считал, что если бы у Маннергейма были такие планы или если бы развитие событий «вынудило» его вмешаться в русские дела, то Германии следовало бы ему помочь. Кайзер имел в виду помощь деньгами и военными материалами, но не прямую помощь немецкими войсками. «Им (немецким войскам) следовало бы скорее оставаться в Финляндии, чтобы освободились силы Финляндии». Эти силы и предполагалось направить против Советской России. Кайзер считал, что из пленных русских офицеров и солдат (находящихся в Германии и в Финляндии) можно было бы отобрать «надежных» и образовать ядро небольшой армии, которое стало бы центром организации контрреволюционных сил сначала в каком-то ограниченном районе, откуда затем «усмирение» распространялось бы на более обширные области.

Далее в своих замечаниях на полях доклада Брюка от 17 апреля кайзер подчеркнул, что необходимо установить связь с людьми, которые наряду с Маннергеймом могли быть пригодны для этого.

Поясняя замечания кайзера, Грюнау, представитель МИД при кайзере, подчеркивал, что они были основаны на соображениях большой политики в связи с тогдашним военным положением. «Если мы слишком долго будем оставаться в стороне, то нас опередит Антанта и не упустит никаких средств закрепить свое господствующее влияние при новом положении вещей». Грюнау писал, что кайзер, много занимавшийся этим вопросом, при первом же удобном случае обсудит его с Гинденбургом и Людендорфом и что этим вопросом в генеральном штабе занимался майор Кранц.

1 мая 1918 г. Грюнау сообщил канцлеру, что 30 апреля кайзер совещался с Гинденбургом и Людендорфом по вопросу о том, какую роль мог бы играть Маннергейм в «восстановлении порядка» в России. Кайзер сообщил Грюнау, что Гинденбург и Людендорф «были бы очень довольны, если бы Маннергейму досталась такая роль»; они считали, что Маннергейм и сам втайне вынашивал такую мысль и только ждал указания «с нашей стороны». Гинденбург и Людендорф «так же, как и кайзер, считали, что при всех попытках Маннергейму нужно сохранять видимость русского». «Мы, — продолжал Грюнау, — могли бы оставаться в стороне, незаметно оказывая ему поддержку». По поручению кайзера, Грюнау сообщил канцлеру, что Гинденбург был бы очень благодарен, если бы были выяснены намерения Маннергейма и