– Ему не повезло, – не вдаваясь в подробности, буркнул Цепенюк.

– Ну, тогда мир его праху, как говорят! Кстати, есаул, а не выпить ли нам, как в старые добрые времена, а? Помянем товарищей, которым не повезло. И выпьем за Фортуну, которая благоволит к счастливчикам!

– Да я бы с удовольствием, капитан, но… – замялся Цепенюк.

– Наличных мало? Мало, признайтесь, мало! И не надо стесняться, свои люди! – Капитан обернулся, щелкнул пальцами, скомандовал подскочившему официанту. – А принеси-ка ты нам, братец, шустовского – только из старых запасов, не новодельного!

– Слушаюсь, Евгений Петрович! – склонился официант. – Дичь также смею рекомендовать – свежайшая! Еще утром голосила! Желаете – жареную, желаете – в пельмешках, по-сибирски…

– Тащи, братец! Все тащи! Одна нога здесь – другая там! – скомандовал капитан и повернулся к есаулу уже с серьезным лицом. – Я-то, есаул, здесь гол как сокол объявился: в Иннокентьевске сподобился пересесть в вагон адмирала. Ну, тут его сразу под жабры, как говорится, – и шлепнули после того, как проклятый генерал Жанен[126] сыудничал. А ближнее окружение, представьте, не тронули! Даже тех, у кого в багаже слиток-другой золотишка нашли. И меня, грешника, отпустили. Ну, я на всякий случай на дно залег – вдруг, думаю, «товарищи» спохватятся? Документы новые спроворить удалось, сейчас на легальном, можно сказать, положении! Жалко, конечно, что не сообразил вовремя золотишком поживиться – ну так что теперь! Ну, а вы, есаул?

Чокнулись поданным шустовским, выпили. Не успели закусить, как капитан Мржевецкий положил горячую ладонь на локоть Цепенюка.

– Ну, а вы, есаул, всегда были «хватом». Печенкою чую, – капитан понизил голос. – Печенкою чую – успели малость прихватить? Ну, признавайтесь!

– Да с чего вы взяли, капитан? Соскочил я с Потылицыным на каком-то полустанке, в солдатское переоделись, в деревне хотели отсидеться – поймали! В тюрьме у большевиков успел посидеть, да сподобился тифом заболеть. Выжил, как видите! Документики, правда, сумел раздобыть – а вот что дальше делать, просто не знаю!

– Есаул, зачем вы скрытничаете? Или, попросту, врете?

– Я бы попросил, господин капитан…

– Врете, врете! – махнул рукой Мржевецкий. – То есть про тюрьму и тиф наверняка правда! А вот золотишком разжиться, руку на отсечение даю, успели!

– Да с чего вы взяли?

– Логика, дорогой мой есаул! Есть такая наука – логика! С чего бы, спрашивается, вы с чужими документами да этаким франтом по ресторациям ходили? Рискованно ведь в вашем положении! Так что мнится мне, дорогой есаул, что золотишка из «николашкиных фондов» вы слегка «хапен зи гевезен». Очутились тут один – без друзей и знакомых. И теперь вы ищете серьезных людей, которые помогли бы вам то золотишко вложить в надежное дело. Или за кордон, в тот же Харбин, умыкнуть! Ну, угадал?

Цепенюк колебался: напор почти незнакомого человека был слишком велик.

– Вот что, дорогой Петр Евстигнеевич, – не отступал Мржевецкий. – Дело ваше, конечно. Не хотите – не признавайтесь. Не верите мне? Допьем сейчас коньячок и разбежимся. Ищите, есаул, себе помощников и дальше. И дай вам Бог, как говорится! Напоследок скажу одно: если бы золотишко было бы легко вывезти из совдеповский России – вы бы связей по «Луврам» не искали! А у меня эти связи есть, есаул! Хорошие, добротные связи! И здесь, в логове большевиков, и там, у япошек.

Мржевецкий разлил еще шустовского, прикоснулся краем своей рюмки к цепенюковской. Махнул свою и углубился в пельмешки с рябчиками – будто и не было серьезного разговора.

Цепенюк думал недолго: в конце концов, такая встреча была даром судьбы. Пусть только капитан докажет, что связями располагает – а информацию о золоте ему можно малыми порциями «скармливать». И, в случае чего, так же «пришить», как дурака-Потылицина. Или нынешнего знакомца, явно бывшего офицера.

– Ладно, капитан. Ваша взяла, – улыбнулся он. – С умными людьми трудно спорить – все наперед знают! Есть у меня маленько золотишка, Евгений Петрович! И я тому золоту один хозяин – раз Потылицын помер. Но извлечь его из тайника, где я вынужден был оставить сокровище, – очень и очень непросто!

– Другой разговор! – снова раскатился смехом Мржевецкий. – Много золотишка-то удалось «спроворить»? Не отвечайте пока! Я почему спрашиваю: если не очень много, так и помощники нам не нужны будут, вдвоем справимся!

– Сотня, капитан.

– Сотня чего? – не понял Мржевецкий.

– Даже не пудов, капитан! – рассмеялся Цепенюк, увидев враз поглупевшее от неожиданности лицо собеседника. – Сотня стандартных ящиков! Или сто два, если быть точным…

Тот перестал жевать, всмотрелся в лицо Цепенюка: не шутит ли? Да нет, не похоже…

– Сотня ящиков, – повторил тот. – Это около… трехсот пудов получается?!

– Так точно, капитан.

Помолчав, Мржевецкий помотал головой:

– Невероятно! Вы не пьяны, есаул, не выглядите сумасшедшим, и не предрасположены к мистификациям. Триста пудов… Невероятно! Извините, но не верю! Такое огромное количество – да как вам удалось?! И чехи ведь казну империи охраняли.

Цепенюк пожал плечами, без спроса налил себе еще рюмочку, выпил. Он не собирался рассказывать капитану подробности своих подвигов.

– Так мы с вами компаньоны, господин есаул? Делим всё пополам, фифти-фифти? Да нет, не получится пополам, – с сожалением констатировал Мржевецкий. – Тут без команды помощников не обойтись… Не спрашиваю точного места схрона – но хоть примерно обозначьте место тайника, есаул!

Цепенюк подумал:

– В двух-трех часах езды от Иркутска. На маленькой, забытой Богом станции. Простите, капитан, но подробнее пока не могу!

– Понятно, какие тут могут быть обиды… М-да, дела… Озадачили вы меня, есаул! В один присест такой сюрприз не осмыслишь! Ладно… Давайте пока отдадимся радостям жизни, а серьезные разговоры начнем завтра! Как я понимаю, от меня потребуются какие-то гарантии?

– Не без этого, капитан, – Цепенюк улыбнулся углом рта.

Выехали из Читы, как и планировалось, с рассветом. Агасфер настоял на том, чтобы отправиться в путь даже раньше назначенного часа: он очень опасался повторения пышной церемонии встречи, напутственных речей и всяческих пожеланий. Против более раннего выезда был только сын: Андрей, как и всякий молодой человек, любил поспать подольше. Он начал было ныть, но отец быстро напомнил ему про оркестр на вокзале, церемонию встречи – кому и зачем понадобилась этакая помпа для встречи обыкновенной рабочей экспедиции? – и Андрей благоразумно смирился.