Тех самых, кого хоронили в безвестных местах мортусы благородного герцога.

«Этого нет, – подумал он. – Этого нет, и я по-прежнему вижу сны в моей темнице. И Аэ, жемчужная драконица, по-прежнему обвивается вокруг, защищая мой сон. А этого всего – просто нет».

– Это есть, – негромко сказала Аэсоннэ. – Это есть. Мир изменился. Мы вернулись. И советую тебе поторопиться, милый.

Слово вырвалось у неё совершенно естественно, буднично, спокойно, словно они уже были любовниками невесть сколько времени.

Мир изменился, да. Не течёт свободно через него сила, которую только направь, куда возжелается. Что-то иное даёт жизнь всем обитателям здешних земель, что-то иное заставляет двигаться скеленда…

Силу надо добывать. Она есть, но рассеяна, нити её распались, расточились, их носит ветром, словно осеннюю паутинку. Местные маги, забыв обо всём, что случилось до Изменения, жадно и алчно ловят эти паутинки, не понимая, что…

Конец посоха врылся в каменистую землю. От него в разные стороны устремились багровые росчерки. Некромант услыхал, как тихонько вздохнула Аэ – избавиться от этого побочного свечения ему никак не удавалось.

То, что он носил в себе, то, что пережило Изменение, властно устремилось на поиски. Сгодится всё. Трепет последнего дыхания полевой мыши. Крупинки былой мощи, скрытые в крыльях ночных бабочек. Затаившаяся сила виноградной лозы.

Магия расточилась, вошла в плоть и кровь этого мира. Она больше не давала жизнь. Она сама сделалась жизнью и не-жизнью. Она сделалась всем.

Посох вздрогнул. Раз, другой, третий. Сердцевина, выполненная из звёздного металла, помнившего времена ещё того, старого мира, наливалась мощью; в этом ремесло некроманта не изменилось.

Старых запасов хватит на скеленда. На дичь покрупнее уже надо раскидывать сеть куда шире, собирать остатки магии с куда более обширных пажитей, и это… нервировало.

Нужны были новые чары. Новые символы, новые законы, новые правила. Всё предстояло сотворить наново.

Потому что мир изменился.

Скрипящий и скрежещущий суставами конструкт со ржавым топором подобрался меж тем совсем уже близко. Аэ не дрогнула, так и осталась стоять, скрестив руки на груди и плотно сжав побелевшие, однако, губы.

Фесс чувствовал, как разливается тепло по жилам. Старое доброе тепло почти забытой магии.

«Лети», – негромко приказал он.

Неуклюжего стража башни легко было испепелить, сжечь, заставить разложиться по косточке, рассортировавшись при этом по всем прежним их владельцам. Вместо этого ноги его, составленные из слитых, словно сплавленных воедино берцовых костей, вдруг конвульсивно дёрнулись, заплетаясь, гигант нелепо взмахнул ручищами, ржавый топор едва не вырвался из лишённых плоти пальцев – вряд ли было так уж удобно держать скользкое гладкое топорище нагими фалангами – и неуверенно, вздрагивая, направился прямо к дверям башни.

– Красиво, – прошептала Аэ.

В её сжатых кулачках угасали золотистые искры, словно там готовился вырваться на волю янтарный огонь.

Она страховала.

Некромант сделал вид, что не заметил. Драконица чуть улыбнулась и сделала вид, что не заметила, как он сделал вид, что не заметил.

Костяной гигант меж тем добрёл до дверей, встал, расставив ноги, и широко размахнулся топором, от души саданув по обитым чёрным железом створкам. Хоть и ржавый, топор пробил двери насквозь.

– От своих собственных заклятий, похоже, забыл зачаровать, – ухмыльнулась Аэ.

Скеленд покачивался, со скрипом пытаясь выдернуть прочно застрявший топор. Некромант глядел на тщетные старания гиганта и вновь, в который раз ощущал – он не здесь. Он по-прежнему там, в чёрной утробе магической Башни, готовой сорваться с Утонувшего Краба; в Долине; на тропах Мельина; в жарком пекле салладорской пустыни…

Память возвращалась болезненными толчками. Не событиями, а ощущениями.

Жарой и холодом. Туманом и облаками. Взглядом Рыси, скрипом тележных колёс и глухими постанываниями зомби, что тянули их повозку – его, Рыси и бедняги Джайлза.

Костяному чудищу удалось меж тем освободить топор, и скеленд, как сказала бы тётя Аглая, «изо всей дурацкой мочи» вновь засадил им по двери.

На сей раз он едва не развалил её надвое.

Сердцевина посоха вдруг задрожала, почти что задёргалась – кто-то лихорадочно пытался снять, расстроить, отменить наложенные некромантом на стража башни чары.

Аэ шевельнулась, гибкой тенью скользнула поближе, меж сжатых пальцев вновь текли струйки янтарного пламени.

– Не дай себя…

Фесс усмехнулся. Он мог позволить себе эту усмешку.

…Но забота драконицы грела. Где-то там, глубоко внутри, росло осознание неизбежности, о которой он знал и которую боялся.

А вот Аэ не боялась, похоже, уже ничего.

Где-то высоко над их головами заскрипели петли, распахнулись ставни.

– И незачем так колотиться! Я и в первый раз отлично вас слышал! – раздался сверху недовольный старческий голос. Правда, раздражение в нём прикрывал отнюдь не наигранный страх.

– Маэстро Гольдони, – самым сладким, полным мёда и патоки голоском пропела драконица. – Маэстро, двое усталых путников очень, очень нуждаются в отдыхе и ночлеге. Ну и в беседе с вами, конечно же.

Её теплая рука скользнула от его кисти вверх, к локтю. Она чувствовала, она знала. После чар на смену жару шёл леденящий холод, немело всё чуть ли не до плеч.

– Отдых?! Ночлег? – дребезжаще возмутились сверху. – Какие-то, гм, прохо… то есть я хотел сказать – нежданные гости! – колотят в мою башню посреди ночи, пытаются сломать мои двери, сбили с панталыку моего стража… эй, эй, не вижу отсюда, синьора! Или синьорина! Утихомирьте моего привратника, он сейчас все створки разнесёт, а вы знаете, во сколько они мне обошлись?!. Это железо цвергов.

– Вас, маэстро, надули, – елико возможно любезно повестила хозяина башни Аэ. – Это не работа цвергов, досточтимый. Не их железо.

– К-как это не?! – оторопели наверху.

Фесс стоял в темноте, любуясь на негодную драконицу, и улыбался. И знал, что она знает, что он улыбается.

– Да вот так, не цвергов, – небрежно бросила Аэсоннэ. – Вышедшую из их горнов сталь простым топором не прорубишь, даже в руках скеленда. Даже с вашими чарами, маэстро, не в обиду вам будь сказано.

– Не цвергов… не цвергов… – бормотали наверху, похоже, совершенно сражённые этим фактом.

– Ещё можно посмотреть на излом…

Тррррах!

Костяной страж меж тем старался по-прежнему.

– Ох, да утихомирьте же вы его наконец! – страдальчески возопил маэстро. – Он мне всю башню разнесёт! О мадонна миа, сплошные убытки, протори, утраты и огорчения!