Турне началось в Остине в Техасе в конце февраля, и первый концерт прошел хорошо, а потом мы снова влипли в неприятности. За первые несколько недель нам пришлось отменить четыре концерта из-за плохой погоды. В Сакраменто в начале апреля кто-то из зрителей бросил на сцену бутылку «Джека» и попал Даффу в голову, отчего тот потерял сознание. Это было так нелепо, не говоря уже о том, насколько это было опасно. Всякий раз, когда люди бросают на сцену какое-то дерьмо, чтобы получить ответную реакцию – думаю, это происходит потому, что рок-группы невероятно популярны, – происходит какое-то безумие. Никогда не понимал, чего добиваются люди, бросая на сцену предметы, которые могут причинить реальный вред здоровью. На тот момент мы отыграли около полутора часов, но концерт пришлось прекратить, потому что Дафф серьезно пострадал.

Я вызвался объявить зрителям, что они сами в этом виноваты. Когда я вернулся на сцену, меня радостно приветствовали, но, когда я сделал объявление, они не обрадовались.

– Из-за брошенной из зала бутылки Дафф потерял сознание и прямо сейчас едет в больницу, – сказал я. – Мы никак не сможем вернуться на сцену. Концерт окончен. Пожалуйста, уходите мирно и никого не трогайте. И не трогайте здание, черт побери.

Мы отменили шоу в Атланте, чтобы дать Даффу поправиться, а еще потому, что Акселя арестовали там во время гастролей с альбомом Appetite за то, что тот ударил ногой по голове охранника, который, как заявил Аксель, бил кого-то из зрителей. Дуг не поверил ни Акселю, ни охране, и, похоже, он был прав в отношении и тех и других.

Потом, в конце апреля, когда мы вернулись в Лос-Анджелес, Гилби сломал запястье в аварии на мотоцикле. Мы не знали, насколько все плохо, пока он не пришел на собрание группы в солидном гипсе.

– Ух ты, – сказал я. – Выглядит не очень.

– Когда тебе его снимут? – спросил Аксель.

Гилби выглядел очень подавленным.

– Через две-три недели.

– Вот черт!

– Знаю, чувак, – ответил Гилби. – Это полный отстой.

У нас уже были назначены даты концертов в Европе, начиная с двух выступлений в России – первых в нашей жизни, – которые должны были состояться уже через две недели.

– К черту, – сказал Аксель. – Давайте позовем Иззи.

Я был удивлен и счастлив узнать, что Иззи согласился… правда, меня совершенно сбило с толку то, что он отказался с нами репетировать, – хотя у нас и времени на это особо не было. Политическая ситуация в России в мае 1993 года оказалась слишком нестабильной, и концерты в Москве отменили, так что мы полетели в Тель-Авив в Израиле порепетировать с Иззи перед тем, как выступить там на стадионе «Хаяркон-Парк». Мы забронировали репетиционную студию в Тель-Авиве, и это стало целым приключением: там еще была студия звукозаписи, и, похоже, местные инженеры не верили, что это и правда мы, пока мы туда не пришли. Мы собрались в этом дешевом потрепанном местечке с очень домашней атмосферой – только иностранной, – и управляли им пожилые люди, причем очень крутые. Это было обычное репетиционное помещение со средним звукозаписывающим оборудованием, и там явно никогда не было таких артистов, как мы, так что хозяева пришли в полный восторг от нас, и потому это того стоило. Пришел Иззи… с дредами… и не сыграл ни одной песни. Так что мы сделали все, что могли.

Два дня спустя мы впервые выступили в Израиле перед пятьюдесятью тысячами зрителей, и это был самый большой концерт, который когда-либо видела страна. К сожалению, игра была довольно расслабленная, потому что Иззи отставал, не потренировавшись как следует перед выступлением. Мы получили резкую критику от прессы, заявившей, что этот концерт у нас был якобы разминочный, но это неправда. Мы хотели, чтобы он получился круто, но с ритм-гитаристом, не освоившим материал, лучше получиться не могло. Мы отыграли концерт и еще пару дней там тусовались и осматривали достопримечательности.

Мы с Иззи и Даффом побывали в месте, где родился Иисус, а еще ели на площади у Стены Плача. И пока мы сидели в том кафе на улице у зоопарка, я наблюдал, как приехал целый автобус школьников и отправился на экскурсию. В обоих концах автобуса сидели родители, учителя или взрослые надзиратели, вооруженные винтовками. Они выстроили детей в шеренгу для экскурсии по зоопарку, и один вооруженный взрослый шел впереди, другой сзади, а третий в середине, и все с винтовками на поясе. Я никогда в жизни не видел ничего подобного. У меня был друг из Израиля, который вернулся на родину, чтобы пройти обязательную двухлетнюю службу в армии, и тогда я как раз о нем подумал: он ведь стал совершенно другим человеком. Он ушел в армию ботаником, а вернулся ботаником с боевой подготовкой.

Иззи какое-то время провел с нами, и мы вместе выступали в Греции и Турции, где раньше никогда не были. В то время я не придавал этому особого значения, но Иззи делал то, что у него получалось лучше всего: изучал ситуацию, подводил итоги, наблюдал за всем, принимал участие, но ничего не предпринимал. Он хотел увидеть своими глазами, что изменилось, а что нет. Он примечал, сколько мы пьем, что на уме у Акселя. Он примерял на себя обстановку, раздумывая, сможет ли он ее выдержать. Я тогда еще думал, что он решил уйти из группы из-за погрома в Сент-Луисе и ситуации, близкой к погрому, в Германии. Я даже не понимал, что эти инциденты – не самые весомые причины для такого решения.

В течение всего турне с альбомами Illusion, все два с лишним года, с нами было два оператора, которые запечатлели каждый момент. Эти ребята были нашими близкими друзьями, так что мы пустили их в свою жизнь, и они видели все. Они запечатлели ту историю, какую никто, кроме членов группы, никогда бы не узнал. Конечно, они были с нами и в этой части турне, как и Дел Джеймс, который стал де-факто нашим историком, устраивал интервью и рассказывал операторам, что есть что. Как-то вечером Дел с операторами поймали момент, где мы с Иззи играем на акустических гитарах, просто дурачась, пока никого нет. Музыка звучала так естественно, а нам было так комфортно и так здорово, что я бы с удовольствием пересмотрел эту запись. У нас два года отснятого материала, и весь он находится в хранилище, запертом навсегда, если, конечно, мы с Акселем и остальными не забудем о разногласиях. Эти кадры – Святой Грааль Guns N’ Roses: если собрать все лучшие моменты в один фильм на два часа, то можно получить исчерпывающее представление о том, кем мы были и кем стали.

Иззи пробыл с нами до конца мая и закончил двумя концертами на «Нэшнл Боул» в Милтон-Кейнсе в Англии. Потом прилетел Гилби, и мы стали тусоваться вместе, и эти двое отлично поладили. Слава богу, при передаче эстафеты не произошло никакой драмы.

Оттуда мы продолжили путешествие по Северной Европе; свою новую программу мы обкатывали в Норвегии, и то со второй попытки. В первый раз нам пришлось отменить концерт, потому что Акселя задержали в Париже. Концерт в Норвегии был очень важен для Мэтта, потому что его семья родом оттуда. Ему было приятно вернуться к корням.

Особенно памятный вечер был у нас в Кёльне в Германии. Возможно, я всего не помню, зато меня в тот вечер все помнят прекрасно. У нас был выходной, который мы с Гилби провели, осматривая достопримечательности. Потом мы встретились с группой и несколькими друзьями в итальянском ресторане, где заняли огромный стол в углу. У нас была куча еды, вина, и после ужина мы с Гилби решили побаловать себя граппой. Первые несколько шотов пошли хорошо, и все было нормально. Потом мы выпили еще по одной, и что-то пошло не так: я все там заблевал. Из меня словно выходили бесы: я сидел в дальнем углу, так что рвота текла по всему столу и разлеталась на всех, кто сидел со мной рядом. Она растеклась по тарелкам и всему, что было на столе, и стала капать на пол. Даже не знаю, что не так с владельцами этого заведения, но они нашли картину очаровательной. Они были настолько польщены нашим присутствием, что тот факт, что меня вырвало прямо за столом, был для них «о’кей». Я отметил этот вечер, оставив автограф у них в гостевой книге: «Из всех ресторанов этого мира этот определенно один из них!» – строчка, кстати, точно украдена у Майка «Макбоба» Мэйхью.