Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Залиты кровью невинной будущего страницы…
Ярость вспыхнет, как пламя!
Кровь и боль, и утрата.
Зла не знавшие Валар,
Будет страшной расплата!»
Очнувшись от нахлынувшего вдохновения, Канафинвэ Феанарион увидел залитый серебром Телпериона опустевший зал, понял, что остался один, и спеть только что сотворённую балладу некому.
***
Конец первой части.
Примечание к части Автор стихов https://ficbook.net/authors/2493244
Белое_Безмозглое
Песня
https://vk.com/audio443220075_456241018_29db9a4d9b0ce7b8ca
послушать песню можно здесь https://vk.com/audio443220075_456241018_29db9a4d9b0ce7b8ca
Часть вторая. Исход. Время перемен
Подземное хранилище крепости Форменоссэ расширили и разделили на девять частей, правда доставшиеся близнецам помещения были смежными, и дверь между ними никогда не запиралась.
Нельяфинвэ старался не думать о том, что планировал сделать здесь обыкновенную кладовку, но волею Рока она чудесным образом превратилась в сокровищницу, оружейную и место частого уединения отца.
— Здесь теперь даже своды поют, — решил разрядить обстановку старший сын Асталиона, вместе с отцом помогавший возводить стены Форменоссэ, а сейчас переносивший в подземную часть твердыни всё подозрительное, — после того, как сюда пришёл блеск изящных драгоценностей и грозного металла, крепость обрела таинственность, в ней ощущается магия, словно рядом находится благосклонно настроенный Айну.
— Это Сильмарили, — улыбнулся друг Феанариона, хлопнув его по плечу, — они не просто кристаллы, им под силу оживить даже мрамор.
Нельяфинвэ равнодушно кивнул.
— Асталион, — каменное лицо Майтимо Руссандола совсем застыло, словно эльф полностью погрузился в собственные размышления и не замечал, что говорил вслух, — надо проверить, всё ли «ненужное» убрали сверху. После того, как отец дал понять, что не думает пересматривать своё поведение, Эонвэ сообщил Слово Валар: никакого оружия, кроме охотничьего, но даже его можно использовать лишь за пределами Форменоссэ. Мне надоело, что все здесь, словно малые дети, заигрались в бунтарей и нарочно провоцируют старших на агрессию. Хотите понять границы дозволенного? Ещё не поняли, да?
Кивнув сыну, Асталион вышел из принадлежащей Нельяфинвэ кладовой, открывшаяся и закрывшаяся дверь создала краткое мгновение яркого света, и медь, сталь, золото и серебро, вспыхнув, снова угасли, равнодушно отражая сияние холодных светильников.
— Стены поют, — речь молодого Нолдо вырвала Феанариона из неприятных раздумий. — Нужно немного тепла, чтобы согреться.
Нужно немного любви, чтоб открыть своё сердце.
Сияй как звезда.
«Моё пламя им не погасить! — вспомнились гневные, однако полные отчаяния слова отца, брошенные в пустоту, когда стало ясно, что дерзость не привела ни к чему хорошему. — Они уверены, что вычеркнув меня на дюжину лет из жизни Тириона, смогут вычеркнуть навсегда! Я прекрасно понимаю их план: мои труды можно умалить всего лишь одним взмахом пера, введя, пока меня нет, новое чтение любой из моих тенгв! Всего одна тенгва, понимаете? И, вернувшись, мы не поймём родную речь! Пока меня нет, можно снова прийти к упрощённому «интуитивному» пониманию фраз, вычеркнув тем самым из разговорного Квэнья синонимы «главных», то есть, самых распространённых слов! А потом манипулировать этим, в любой ситуации имея возможность заявить, будто имели в виду совсем иное! Их просто неверно поняли! Так выражайтесь чётче! Но нет, зачем? Как же манипуляция?»
— Неважно, кто ты такой, неважно, в чём твоя вера, — продолжался напев. — Неважно, на сколько замков запирается дверь.
Может быть, это любовь, может быть, вдох в чьей-то жизни первый.
И то, и другое уже неважно теперь.
О чём бы Эру ни молчал, всё будет об этом —
О том, что жизнь до краёв наполнена светом.
Сияй, как звезда.
Нельяфинвэ остановил взгляд на разложенных под стеклянным куполом изделиях из меди и янтаря. Внутри идеально прозрачной застывшей смолы были лица и фигуры, причудливо меняющие форму, если смотреть под разными углами.
«Ты понимаешь, Ранион, — в памяти возродились пропитанные бессильным гневом высказывания отца, адресованные одному из верных, кто должен был отвезти в Тирион нечто секретное под видом необработанных самоцветов, добытых севернее Форменоссэ, — что всего лишь одно лжеисследование, которое некому проверить и подвергнуть сомнению, может разрушить выстраиваемую столетиями систему обучения? Я вернусь к руинам трудов всей своей жизни!»
— Кто бы ты ни был, что бы ни делал,
О чём бы ни думал, во что бы ни верил,
Какие бы беды тебя ни терзали,
Какие бы недруги ни искали —
Сияй, как звезда.
«Ты притащил сюда всех, кому доверяешь! — прозвучала в голове неожиданная нападка отца, когда Нельяфинвэ попытался спросить про вести из родного города. — Это глупо! Это недальновидно! И теперь мои друзья: Эртуил, Менелдил и Рианаро должны служить тебе? Я не отправлю их по твоим делам, не надейся».
Ссора оказалась настолько странной, что старший Феанарион даже не принял её близко к сердцу.
«Представляешь, — пошутил он позже в разговоре с Асталионом, — оказывается друг — это тот, кто шпионит в твою пользу».
— Сияй, как звезда!
Обернувшись на вновь вошедшего с «вызывающими подозрение Валар кинжалами» друга и подумав, что отец, выговорившись, сделался тихим и поникшим, а потом почти перестал выходить из сокровищницы, куда спрятал не только оружие, но и Сильмарили, и книги, в том числе недописанные, Майтимо Руссандол вздохнул. Как же всё это надоело!
А ещё Тьелко хотел поговорить, надо прогуляться с ним вдвоём. Главное, не начать обсуждать отца, иначе можно сказать то, о чём потом придётся пожалеть.
***
— Мне больше не с кем поделиться, Майти, — смотря себе под ноги, произнес Туркафинвэ, осторожно ступая по камням вокруг крепостной стены. — У всех вокруг либо счастливая любовь, либо совсем никакой не было и нет. Меня никто не понимает. Наверно, те, кто поняли бы, уже мертвы. Не у всех есть друзья Валар.
Братья шли от Форменоссэ к реке, повернули за скалу и двинулись вдоль обрыва. Рядом носился счастливый Хуан. Туркафинвэ критически осмотрел себя, исхудавшего и осунувшегося, такого жалкого на фоне высокого и мускулистого брата, и хмыкнул:
— Теперь мое прозвище Красавчик