Анжелика спрятала лицо под накидкой, но, услышав глухой шепот толпы, взглянула снова. Лев, раздраженный отвратительным любопытством публики, улегся в тени больших камней, невозмутимо проскользнув мимо пленника. Он чуть ли не потерся, как большая кошка, о ноги нормандца.

Арабы, обманутые в своих ожиданиях, завопили. Истошно крича, они бросали в ров камни и куски земли, пытаясь раздразнить хищников. Те зарычали, покружились по загону и демонстративно улеглись у закрытого входа в подземное убежище, давая понять, что не прочь провести часы полуденного отдыха в более спокойном месте.

Глаза Мулея Исмаила едва не выскочили из орбит.

— Баррака, — бормотал он, заикаясь, — это баррака.

Он вскочил и в возбуждении подбежал к краю рва.

— Колен Патюрель, львы не хотят причинять тебе зла. Это колдовство, баррака! Открой свой секрет, и тебе будет дарована жизнь.

— Сначала даруй жизнь, а потом я выдам секрет.

— Да будет так! Ну же, — торопил охваченный любопытством султан. Он подал знак. Рабы отворили двери, и львы ушли сами. В толпе христиан раздался вздох облегчения, больше похожий на стон. Рабы обнимались и плакали. Их предводитель был спасен.

— Говори! Говори же! — нетерпеливо крикнул Мулей Исмаил.

— Еще одна милость, государь! Позволь отцам из Братства Пресвятой Троицы приехать в Мекнес и заняться выкупом рабов…

— Этот пес, наверное, жаждет остаться без головы. Мушкет мне! Сейчас пристрелю его собственной рукой!

— И я унесу свой секрет в могилу.

— Ну, хорошо. Пусть будет и это. Пусть придут ваши проклятые попы. Посмотрим, что за дары они принесут. Может быть, я и отдам им что-нибудь взамен. Выбирайся оттуда, Колен Патюрель.

Несмотря на тяжелые цепи, геркулес легко взлетел по каменным ступеням, высеченным в одном из торцов рва. Он встал среди разъяренных и разочарованных арабов, но те не осмелились ни тронуть, ни оскорбить смельчака. Перед троном Мулея Исмаила раб-христианин простерся ниц. Толстые губы тирана дрогнули, тронутые мимолетной улыбкой, и он легонько ткнул ногой в узловатый хребет.

— Вставай, проклятый пес!

Нормандец выпрямился во весь рост. Анжелика помимо воли впилась взглядом в стоящих лицом к лицу противников. Она была так близко от них, что не решалась не то чтобы двигаться, но даже дышать.

Один был всевластен, другой — в цепях. Но случилось так, что султан и раб, христианин и мусульманин сражались с одним противником — Азраилом, ангелом смерти. Перед существами такого склада Азраил отступал и принимался за обычную работу: похищал робкие слабые жизни, рвал сорную траву… Конечно, и эти оба — его данники: в свой час султана не спасет его кольчуга, а нормандца — хитрость. Но борьба их с ангелом смерти будет упорной, и Азраилу не скоро достанется победа. Стоило посмотреть на них обоих!..

— Говори же, — повелел Мулей Исмаил. — Каким волшебством ты усмиряешь львов?

— Никакого волшебства, о повелитель. Просто, избрав для меня эту казнь, ты забыл, что я долго служил при хищниках и до сих пор помогаю смотрителю зверинца, а значит — львы меня знают. Еще вчера я вызвался заменить слуг, кормивших хищников, и задал им двойную порцию. Двойную… что я говорю: тройную! Все три зверя, избранные тобой для казни, пришли в ров, набитые до пасти, словно заряженные мортиры. Их тошнит от одного вида дичи, живой или мертвой. А к тому же я подсыпал им в корм травку, от которой клонит в сон.

Мулей Исмаил почернел от злости.

— Нечестивый пес! Ты осмеливаешься принародно хвастать, что посмеялся надо мной! Да я тебе голову снесу!

Вскочив, он выхватил саблю. Но король пленников пристыдил его:

— Я открыл тебе секрет, государь. Я сдержал слово. Ты слывешь властителем, исполняющим свои обещания. Сегодня ты обязан сохранить мне жизнь и согласиться впустить в страну монахов Братства Пресвятой Троицы.

— Не зуди мне в уши! — рычал тиран, вращая над головой кривой саблей. Но потом вложил ее в ножны, зловеще пробормотав:

— Сегодня я обещал! Да, сегодня!..

Положение разрядила процессия служителей, принесших на огромном медном блюде обед султана. Мулей Исмаил повелел сервировать трапезу прямо на площади, предполагая, что кровавое зрелище возбудит его аппетит. Прислужники чуть не упали, увидев, что «львиный обед» стоит рядом с их повелителем. Султан, усевшись на ложе из подушек, собрал вокруг себя придворных, призванных разделить с ним трапезу. Он продолжал допрос:

— Как ты догадался, что я готовлюсь бросить тебя в львиный ров? До пения петухов я никому не говорил об этом. Напротив, во дворце поговаривали, что я вернул тебе свое расположение.

Голубые глаза пленника сощурились.

— Я знаю тебя, о повелитель. Я хорошо тебя знаю!

— Ты хочешь сказать, что уловки мои грубы и я не могу обмануть приближенных?

— Ты хитер, словно лис, но я — нормандец.

Белые зубы султана блеснули, как молния, на мрачном лице. Он смеялся. Его улыбка вызвала взрыв веселости в толпе рабов, где передавали друг другу на ухо «секрет» Колена Патюреля.

— Люблю нормандцев, — добродушно произнес Мулей Исмаил. — Я прикажу корсарам из Сале порыскать около Гавра и набрать мне целую кучу таких, как ты. Только одно мне не нравится в тебе, Колен Патюрель. Ты слишком большой. Ты выше меня ростом, а такой дерзости я не могу вынести.

— У тебя много способов, государь, разрешить это затруднение. Ты можешь отрубить мне голову. Или усадить меня рядом с собой. Тогда в тюрбане ты будешь гораздо выше меня.

— Пусть так, — произнес султан, чуть подумав и решив не злиться. — Садись.

Раб сложил длинные ноги и уселся на роскошные шелка около грозного повелителя, который передал ему жареного голубя. Алькаиды, советники, свита

— все, вплоть до султанш — возмущенно зашептались. Мулей Исмаил окинул взглядом окружающих.

— Что вы там бормочете? Разве вам не подали мяса?

Один из визирей, Сайд Мухади, испанский ренегат, раздраженно ответил:

— Нам не еды жалко, государь. Прискорбно видеть, что рядом с тобой сидит вонючий раб.

Глаза султана грозно блеснули.

— Почему я обхожусь с вонючим рабом, как с равным? — спросил он. — Вы этого не знаете? Так я объясню. Потому что никто из вас не соизволит запачкаться и вникнуть в их дела. Если рабы хотят просить о чем-то, они вынуждены обращаться прямо ко мне. А потом мне всякий раз приходится наказывать их за дерзость. Так я по вашей милости теряю рабов… Разве не ваша обязанность посредничать между ними и мной? Не твоя, Сайд Мухади, не твоя, Родани? Ведь вы были когда-то христианами. Почему не ты, Сайд Мухади, попросил меня пригласить попов? Тебе не жаль твоих бывших братьев?

Мулей Исмаил разгорячился, пока говорил, но испанца это не смутило. Он был военачальником султана в битвах с мятежниками и знал, что его положение крепко. Офицер Его величества Филиппа IV, он отправился в Южную Америку с войсками экспедиционного корпуса и был пленен берберийцами. Марокканский монарх быстро оценил дар стратега во время отступления в горах. Хуан ди Альферо начал эту кампанию рабом, а закончил во главе отряда янычаров. Мулей Исмаил пожелал привязать офицера к себе и пыткой заставил перейти в ислам. На велеречивые упреки султана он ответил, кинув презрительный взгляд на пленников-христиан: