Евпатий Коловрат предложил Зиновии осмотреть поле битвы.

– Может, увидишь своего косоглазого мучителя среди порубленных нехристей, – сказал он. – Думаю, княгиня, вид иссеченных мунгалов есть самое лучшее воздаяние тебе за все твои страдания.

Зиновия лишь мельком глянула на груды истребленных татар и попросила боярина Евпатия, чтобы ей тоже дали оружие. Среди освобожденных из неволи женщин нашлось немало таких, кто, подобно Зиновии, жаждал своими руками убивать мунгалов.

Но Евпатий Коловрат приказал всем бывшим невольницам спешно уходить к Коломне и дальше в заокские леса, где еще оставались неразоренные татарами рязанские деревни. Женщинам были даны сани и захваченные у татар лошади. Сопровождать этот женский обоз боярин Евпатий поручил четверым гридням из дружины Глеба Ингваревича.

– Заодно отыщете тело своего князя и доставите его в Рязань, – сказал дружинникам Евпатий Коловрат. – Сопроводите в Рязань и вдову князя Глеба вместе с прочими рязанскими женщинами. Пусть Ингварь Игоревич увидит, что я держу данное ему слово.

Тумены хана Шейбана и Тохучар-нойона отыскали воинство Евпатия Коловрата на дороге, ведущей к Суздалю. Рязанцы надеялись близ Суздаля соединиться с ратью князя Георгия.

Дозорные русичей и татар почти одновременно наткнулись друг на друга.

У городка Полтеска произошел ожесточенный встречный бой. Татар было в пять раз больше, но использовать в полной мере свое численное превосходство среди густых лесных дебрей они не могли. Не зная местности и увязая в глубоком снегу, конные отряды татар хоть и действовали слаженно, окружая небольшую рязанскую рать, но теряли при этом присущую им стремительность. Конная дружина Евпатия Коловрата раз за разом пробивала, как тараном, вражеские заслоны на своем пути. Не успевая замкнуть рязанцев в плотное кольцо, татары бросались за ними вдогонку, не дожидаясь своих отставших конных сотен, которые плутали по лесам, утратив связь с темниками и дарханами.

Шейбану была нужна быстрая и решительная победа, поэтому он не слушал советов бывалого воина Тохучара. Растеряв половину войска по лесам и долам, хан Шейбан ввязался в сражение с пешим полком рязанцев, настигнув его на привале возле одного из притоков реки Каменки. Татары набросились на русичей, не позаботившись о своем фланговом прикрытии. Конники Евпатия Коловрата, ударив с двух сторон, взяли отряд хана Шейбана в клещи.

Тохучару и его воинам пришлось спешно выручать Шейбана, отряд которого был частью рассеян по лесу, частью сброшен рязанцами в близлежащий овраг. Шейбан, получивший рану от русского копья, опять бросился наутек в числе первых.

Опытному Тохучару тоже пришлось туго, поскольку разбежавшиеся воины Шейбана настолько были сломлены духом, что никто из них в сражение больше не вернулся. После двухчасовой свирепой рубки на лесной дороге и в осиннике близ нее рязанцы одолели батыров Тохучара, обратив их в повальное бегство.

Рассвирепевший Тохучар кричал до хрипоты на своих военачальников и нукеров, раздавая удары плетью направо и налево. Но все было тщетно: рязанцы надвигались несокрушимой стеной, сминая измотанную долгим преследованием татарскую конницу.

До глубокой ночи Тохучар собирал по лесам и заснеженным лугам свои рассеянные отряды.

На рассвете Тохучар объявил своему усталому поредевшему войску, что он поступит с трусами согласно ясе Чингис-хана. Закон ясы гласил: кто бросит в сече раненого соратника, того следует предать смерти. Если из десятка побежал от врага один воин, следует казнить весь десяток; если из сотни обратились в бегство десять воинов, значит, нужно казнить всю сотню. Если тысяча воинов побежала от врага, следует казнить знаменосца и тысяченачальника-дархана.

Сотник Тайча, взявший в свою сотню Моисея, очень скоро пожалел об этом, убедившись на деле, что из того и воин никудышный, и наездник плохой. Монголы в сотне Тайчи были из одного с ним рода бесут, все они косо поглядывали на Моисея как на чужака. Сородичи не раз сердито выговаривали Тайче, мол, он взял к себе в сотню труса, а это рано или поздно навлечет на них беду. Простые воины считали Моисея ханским лизоблюдом и всячески выказывали ему свое презрение.

В погоне за отрядом Евпатия Коловрата сотня Тайчи постоянно висела на хвосте у рязанцев, тревожа их дерзкими наскоками. В момент решительной битвы сотня Тайчи находилась на острие всех атак батыров Тохучара. В этой сече Тайча потерял больше половины своих людей. Все всадники Тайчи выказали себя храбрецами, и только Моисей, испугавшийся кровавой бойни, повернул коня и ускакал в лес. Там на него наткнулись слуги Тохучара, подбиравшие своих раненых.

Тохучар, понимая, что, если строго следовать ясе Чингис-хана, ему надлежит из-за трусости Моисея казнить Тайчу и его отважных батыров, решил по обычаю монголов убрать паршивую овцу из отборного стада. По приказу Тохучара к смертной казни был приговорен один Моисей.

Когда Тайча сообщил Моисею о решении темника, у того от страха побелело лицо и подломились колени. Ползая в ногах у Тайчи, Моисей со слезами умолял сотника замолвить за него слово перед Тохучаром. Тайча сердито пнул Моисея сапогом, велев своим приближенным разоружить его и отвести к месту казни.

В тот день у палачей в тумене Тохучара было много работы.

Во всех сотнях и тысячах военачальники выискивали трусов, отправляя на смерть кто одного воина, кто целый десяток…

Близ шатра Тохучара было установлено бревно из поваленной ветром толстой осины. К нему подводили осужденных на смерть воинов сразу по десять человек со связанными за спиной руками, их ставили на колени таким образом, чтобы их шея оказывалась как раз на бревне. Палач с двуручной секирой в руках шел вдоль бревна, срубая головы одним точным ударом. Безголовые тела тут же отволакивали в сторону, а отсеченные головы оставляли лежать раскатившимися по истоптанному окровавленному снегу.

Слуги Тохучара трудились без устали, оттаскивая от бревна мертвецов и подводя к нему очередную группу приговоренных к казни.

За происходящим наблюдали Тохучар и его ближайшая свита.

Когда двое воинов Тайчи тащили связанного Моисея к окровавленному бревну, он обливался слезами и взывал к Тохучару, путая в жутком смятении монгольские слова с половецкими. Оказавшись на коленях у бревна, Моисей замолк, так как увидел рядом с собой связанного Хоилдара.

– А ты как здесь оказался? – изумленно пролепетал Моисей, обратив к вельможе свое заплаканное лицо.

– На меня донес Бадал-собака! – сиплым шепотом ответил Хоилдар. – Он давно зарится на моих лошадей и богатства в моей юрте. Бадал оболгал меня перед Тохучаром, сказав, что из моей сотни никого не осталось в живых, а я уцелел, поскольку сбежал из сражения. На самом же деле я был оглушен в битве, провалялся до вечера в снегу и отстал от своей конной тысячи. Бадал из монгольского племени унгиратов, вот Тохучар и верит ему. Я же из племени найманов, а найманские ханы всегда были врагами монголов…

Хоилдар хотел что-то еще сказать Моисею, но не успел – быстрая секира палача с маху отрубила ему голову. В лицо Моисею брызнула струя крови из разрубленной шейной артерии.