Вернувшийся к Батыю хан Берке высказал ему свое предположение, что, скорее всего, тумен Тангута разбила дружина кого-то из братьев или племянников князя Георгия, вышедшая к Клязьме со стороны Юрьева-Польского или Дмитрова. Наступать на эти города по незнакомой лесистой местности татары не спешили, собираясь сначала взять главный город суздальской земли – Владимир.

Тумен хана Шейбана, Батыева брата, совершая обходной маневр с запада, дабы перерезать дороги от Владимира к Юрьеву-Польскому и Суздалю, угодил в засаду близ села Сибереж. Растянувшуюся на лесной дороге татарскую конницу с двух сторон атаковали русские ратники, предварительно повалив на татар подпиленные сосны и ели, росшие вдоль дороги. Развернувшееся в лесу сражение было очень упорным. Русичей было в три раза меньше, чем мунгалов, но они наседали на врагов с такой яростью, что к заходу солнца обратили воинов хана Шейбана в бегство. Было убито несколько сотен татар, захвачен ханский обоз. Все русские невольники, находившиеся в обозе, были освобождены.

Хан Шейбан примчался к Бату-хану, негодуя на хана Менгу, который, по его словам, должен был обеспечивать безопасность его тумену с левого крыла, но почему-то замешкался и отстал со своим войском.

– Урусы набросились на моих батыров, как бешеные собаки! – стонал и жаловался Шейбан, самый капризный из Батыевых братьев. – Мало того, что урусы выскочили на наше войско из засады, они еще подрубили сосны вдоль дороги и свалили их на нашу конницу. Была страшная давка и сумятица! Бежать было некуда, ибо повсюду были злобные урусы! Много моих нукеров увязло в снегу и пало от мечей и топоров урусов. Хан Менгу виноват во всем этом, брат. Пусть хан Менгу ответит за это!

Однако Батый встал на сторону хана Менгу.

– Не забывай, братец, что твой тумен двигался от реки Клязьмы в обход Ульдемира по дорогам, – сказал он. – Пусть дороги эти были плохи, но все же это был проторенный путь через лес. Тумен же хана Менгу шел в обход Ульдемира по бездорожью через глубокие снега. Конечно, хан Менгу не мог за тобой угнаться.

– Ты всегда защищаешь хана Менгу, брат, – надулся Шейбан, отчего его круглое лицо с узкими глазами и пухлыми щеками обрело сходство с хомяком, набившим зерном защечные мешки. – Для тебя хан Менгу всегда хорош, а я плох. И при дележе добычи Менгу достаются лучшие меха и самые красивые невольницы. Это несправедливо, брат.

– Если толковать о справедливом дележе, то надо вспомнить, как проявил себя хан Менгу в битвах с урусами и при осаде их городов, – промолвил Бату-хан. – Смелость Менгу не оспаривается никем из царевичей-чингизидов, ты же, братец, храбростью похвастаться не можешь. Поэтому твои упреки безосновательны. Я не скажу, что Менгу во всем непогрешим, но он умеет вовремя исправлять свои ошибки. Прояви себя так же, как Менгу, братец, и я с радостью одарю тебя златом, мехами и красивыми рабынями из своего обоза.

Жадный до богатств Шейбан встрепенулся, узкие очи его загорелись алчным блеском.

– Что я должен сделать, брат? – спросил он. – Какой подвиг совершить?

– Настигни войско урусов, разбившее твой тумен, – без раздумий сказал Бату-хан. – Ты заметил, что среди урусов большинство были пешие, значит, далеко урусы уйти не могли. Действуй же, братец! По славе получишь и награду! Я дам тебе в помощь тумен Тохучар-нойона.

* * *

Выйдя из Рязани всего с восемью сотнями воинов, Евпатий Коловрат по пути принимал в свой отряд мужей и юношей, кто горел желанием отомстить татарам за гибель родственников и разоренные селения. В городах Рязанского княжества из жителей почти никого не осталось, пополнение в пешую рать Евпатия Коловрата шло в основном из деревень, куда мунгалы не смогли добраться.

Если конная дружина боярина Евпатия почти не увеличилась, то пешее войско с одной сотни ратников возросло до тысячи человек. Сотник Лукоян стал тысяцким.

Близ Коломны к дружине Евпатия Коловрата примкнули четверо гридней из дружины Глеба Ингваревича. Они рассказали, что, когда татары ворвались в Коломну, Глеб Ингваревич повел уцелевших защитников города на прорыв. Из кольца врагов смогли вырваться вместе с князем Глебом лишь они четверо. Израненный Глеб Ингваревич вскоре скончался. Его верные гридни закутали тело князя в воинский плащ, втащили на высокий дуб и привязали ремнями к ветвям.

«Кто-то из вас обязательно должен выжить, чтобы вернуться к тому дубу за телом Глеба Ингваревича, – сказал гридням Евпатий Коловрат. – Нельзя оставить храброго сына Ингваря Игоревича без достойного погребения».

Недалеко от разоренной Москвы к отряду Евпатия Коловрата присоединилось семеро гридней московского князя, старшего из которых звали Могутой. Тот поведал боярину Евпатию, что изначально с ним вышли в полюдье по дальним селам тридцать дружинников и тиун княжеский. Татары, во множестве появившиеся на Москве-реке, отрезали отряду Могуты путь домой. Могута и его люди истребляли татар, где только могли, подстерегая их на лесных дорогах и близ лесных деревенек. Но и сами отважные московские дружинники несли при этом потери. После последней стычки с мунгалами гридней-московлян осталось всего семеро.

Могута и его воины стали проводниками для воинства Евпатия Коловрата. Выросшие в этих краях, они знали все дороги и тропы, все деревни и города вдоль реки Клязьмы и по ее притокам.

В первых же столкновениях с татарами близ городка Ярополча ратники Евпатия Коловрата истребили больше тысячи врагов, используя тактику засад и глубоких обходов. В захваченном стане хана Тангута рязанские ратники освободили больше сотни русских невольников, в числе которых оказалась боярыня Феофания.

Сын Феофании Родион не сразу узнал мать, исхудавшую и постаревшую, одетую в рваные татарские одежды.

Феофания обняла Евпатия Коловрата, с которым был дружен ее покойный муж, не сдерживая своих слез.

– Ужели еще остались удальцы рязанские, готовые отомстить мунгалам за их злодейства? – промолвила она. – Ужели еще не иссякла сила Рязани после стольких потерь?

– Жив еще корень рязанский, боярыня, – сказал Евпатий Коловрат, – и никогда не иссякнет сила Рязани. Бог даст, доберемся и до самого Батыги!

Дозорные из дружины Евпатия Коловрата, рассыпавшись по всей округе, обнаружили еще две колонны татарского войска, двигающиеся через леса на северо-запад в обход Владимира. На одну из этих вражеских колонн рязанцы произвели нападение из засады на лесной дороге. Дабы привести врагов в замешательство в самом начале сражения, ратники Евпатия, по совету Могуты, обрушили на татар подпиленные деревья, росшие вдоль дороги.

После разгрома татарской колонны Евпатий Коловрат допросил пленных татар, желая вызнать у них, где пребывает Батый и кем доводится ему хан разбитого в лесу тумена. Пленники ответили, что их хан Шейбан является родным братом Бату-хана. О точном местонахождении ставки Батыя никто из пленников ничего не знал, все они твердили, что тумен Бату-хана движется к Владимиру.

В обозе хана Шейбана было обнаружено около трех сотен пленниц, больше половины из которых были захвачены татарами уже на Суздальской земле. Среди невольниц оказалась княгиня Зиновия, супруга доблестно павшего Глеба Ингваревича. Она была наложницей самого хана Шейбана.