– И слава Богу! – заметила на это Аннушка. – Иначе ожившая Евпраксия оказалась бы на ложе у поганого Батыя.

В дружине Ингваря Игоревича находился Родион, сын боярина Твердислава. Он-то и был тем гонцом, которого еще в конце ноября отправил в Чернигов Юрий Игоревич.

Пребрана, увидев Родиона, со слезами кинулась к нему на шею. Она и не чаяла, что ее встреча с возлюбленным после долгой разлуки произойдет при столь печальных обстоятельствах.

Родион стал расспрашивать Пребрану о своих родителях, живы ли они?

– Отец твой пал в сече с мунгалами, а матушку твою нехристи в полон увели, видела я ее среди пленниц, – утирая слезы, поведала Родиону Пребрана.

Не задерживаясь у Перевитска, дружина Ингваря Игоревича спешно двинулась дальше.

Двигаясь по лесной дороге в сторону Ожска, конники князя Ингваря повсюду натыкались на застывшие тела русских пленников, мужчин и женщин. Пленники были одеты в жалкие лохмотья, поэтому нашли свою смерть от мороза во время движения татарской орды к верхнеокским городам. Почти все мертвецы были объедены дикими зверями и хищными птицами.

Небольшой Ожск был весь завален трупами смердов, которые сбежались сюда из окрестных сел, уповая на высокий вал и прочную дубовую стену городка. Ожск был уделом Игоря Ингваревича, который в свое время немало приложил сил, чтобы сделать свой град неприступным. Теперь молодой Игорь стал князем без удела и подданных.

В Переяславце, удельном граде Ингваря Игоревича, разрушений было немного, если не считать почти полностью сгоревшую крепостную стену с юго-восточной стороны. Именно в этом месте татары и ворвались в город. После битвы татары собрали все тела павших русичей и побросали их в глубокий крепостной ров. Мертвецов во рву было так много, что ров оказался засыпанным человеческими останками больше чем наполовину.

К моменту вступления дружины Ингваря Игоревича в Переяславец здесь уже было довольно много русичей, тех, кто успел укрыться в лесах и вернулся в город после ухода отсюда татарской орды. Жители Переяславца пытались доставать трупы своих земляков из крепостного рва, чтобы похоронить их по христианскому обряду. Однако это оказалось очень затруднительно из-за того, что многие сотни изрубленных окровавленных тел, сваленных в кучу, смерзлись на морозе в твердую недоступную массу. Выход был один: дожидаться весны, когда тела убитых оттают и размякнут под лучами солнца.

Ингварь Игоревич пытался разузнать о судьбе своей супруги Софьи Глебовны, но никто из горожан, вернувшихся из леса, ничего не знал о ней. Те же из переяславцев, кто встречал мунгалов с оружием в руках, кто защищал княжеский терем и мог видеть княгиню в те роковые дни, все были мертвы. А кто уцелел, тот пребывал в рабстве у татар далеко отсюда.

Еще после двух дней пути дружина Ингваря Игоревича наконец вышла к Рязани.

Город, окруженный высокими валами с обгорелыми остатками стен на них, встретил воинов князя Ингваря мертвой тишиной. С первого взгляда можно было понять, каких титанических усилий стоило рязанцам сдерживать натиск Батыевой орды. Сгоревшие стены и башни, а также многие дома в Плотницком и Успенском околотках свидетельствовали о том, что защитникам Рязани приходилось еще и бороться с огнем. Разломанный в нескольких местах частокол, идущий по краю Плотницкого околотка до Успенского собора, был немым свидетелем последней отчаянной попытки рязанцев не допустить татар на улицы города.

Ингварь Игоревич ехал на коне по знакомым улицам Рязани, засыпанным пушистым свежим снегом, и горькие слезы текли по его щекам. Все, что он видел вокруг, потрясло его до глубины души.

Князь проезжал мимо частоколов, на которых длинными рядами были насажены головы рязанских ратников. Он видел пригвожденных к воротам и стенам домов обнаженных истерзанных женщин. Конь под князем всхрапывал и тряс головой, когда у него на пути вдруг оказывался полуизглоданный собаками скелет какого-то мертвеца или целая груда окаменевших на холоде мертвецов.

Ворота и двери домов были распахнуты. Во дворах царил беспорядок, там валялись бочки, стулья, корзины, столы, ящики и много других предметов, брошенных степняками из-за ненужности. Конек кровли одного из домов, мимо которого проезжал Ингварь Игоревич, был украшен отрубленной девичьей головой с длинной русой косой. На бледном девичьем лице застыло выражение предсмертной муки.

Куда бы ни бросал взор Ингварь Игоревич, повсюду из-под снега виднелись части обнаженных тел, в основном женщин и детей.

Добравшись до Соколиной горы, где возвышались княжеские хоромы, Ингварь Игоревич спешился и торопливым шагом двинулся к распахнутым воротам, ведущим на княжеское подворье.

На верхней перекладине ворот на трехсаженной высоте висели вниз головой две мертвые голые женщины, их распущенные светлые волосы свешивались до самой земли. Одна из покойниц была молода и стройна, ее лицо было сожжено огнем так, что оно превратилось в черную обугленную маску. Другая была гораздо старше и имела могучее телосложение. Было видно, что двух этих несчастных мунгалы использовали в качестве мишеней для стрельбы из лука. Их тела спереди и сзади были истыканы стрелами.

Вступив на обширный теремной двор, Ингварь Игоревич почти бегом устремился к крыльцу. Его взгляд, машинально рыская по сторонам, заметил в глубине двора еще двух мертвых женщин, раздетых донага и насаженных на колья. Было видно, что по ним тоже стреляли из луков.

Внезапно Ингварь Игоревич увидел в трех шагах от крыльца еще одно бездыханное женское тело, присыпанное снегом. У него вдруг защемило сердце. Опустившись на колени, князь осторожно смел снег рукавицей с лица убитой. И в тот же миг неудержимые рыдания вырвались из его груди: перед ним была его мать Агриппина Ростиславна.

Дружинники, пришедшие на княжеский двор, увидели Ингваря Игоревича, стоящего на коленях возле укрытого его плащом мертвого женского тела, исступленно твердившего сквозь слезы:

– Мати моя, прости!.. Я спешил к тебе на помощь, видит Бог. Я торопился, но… все же опоздал. Матушка, прости!.. Прости меня, ради Христа!.. Умоляю, прости!..

Ингварь Игоревич упал на холодное тело матери, плечи его сотрясались от рыданий, казалось, сердце князя вот-вот разорвется от переполняющего его горя утраты.

Когда сын и племянник подошли к Ингварю Игоревичу, чтобы утешить его и поднять на ноги, князь вырвался из их рук с душераздирающим воплем. Схватив себя за волосы, Ингварь Игоревич шатался из стороны в сторону, продолжая страшно и безудержно кричать. Затем крик князя оборвался, и он без чувств свалился наземь.

Гридни подхватили бесчувственного Ингваря Игоревича и на руках внесли его в терем.

Лекарь и слуги кое-как привели Ингваря Игоревича в чувство. Он открыл заплаканные глаза, но подняться с постели не мог, ноги не слушались его.

Пребрана, пришедшая на княжеское подворье вместе с Родионом, сразу опознала в одной из подвешенных за ноги женщин свою мать. Опознала Пребрана и вторую несчастную со сгоревшим лицом, сказав княжеским гридням, что это Евлампия, жена Олега Красного.