– Если ты не возражаешь, чтобы я приехала, здесь в поселке ходит такси.

– Приезжай когда хочешь. Мне надо бежать, лук подгорает.

В девять часов такси высадило Карин у дверей Дирбонов. Она затолкала свои ночные вещи в первую попавшуюся сумку, заперла дверь и быстро уехала к ним. Кэт положила ее на диван, попросив поднять ноги, и померила ей давление.

– Нормальное… Немного низкое, но это из-за лечения. Я бы выписала мятный чай – от выпивки тебе сегодня точно стоит воздержаться.

– Мятный чай – это твое средство от всего.

– Отличная вещь.

– Я становлюсь истеричкой?

– Нет, это-то меня и волнует. Это на тебя не похоже… Ты встретилась с нашим другом хилером и вышла оттуда как ни в чем не бывало.

– Как хорошо ты его знаешь?

– Эйдана? Не очень. Я иногда отправляю к нему пациентов. Он помог мне с артритом, и он приходил сюда на ужин, и еще он участвовал в нашем неформальном групповом сборе… где сказал много разумного. Но это все рабочее общение.

– Тебе он не кажется зловещим?

Кэт посмотрела на нее внимательней.

– Не особо. Чересчур сдержанный. Я полагаю, у него есть некоторые проблемы; у него нет жены – у него вообще никого нет, насколько мне известно, и он ревностно охраняет свою частную жизнь. Что ты имеешь в виду под зловещим?

Карин пожала плечами.

– Забудь. Не обращай внимания. Я просто сама себя накрутила.

– Думаю, так и есть. Это, наверное, была легкая паническая атака, а когда с тобой это происходит, ты можешь полностью потерять чувство реальности и соразмерности. Это самое отвратительное в них. Нормальные вещи кажутся пугающими, простые люди – зловещими и угрожающими.

– Ты так говоришь, что это звучит как обычное дело.

– Так и есть. От этого, правда, не лучше. Я могу выписать тебе малые дозы оксазепама на несколько дней. Принимай его на ночь, не садись за руль после приема. Это очередная фаза. Ты такой никогда раньше не была. Это связано со всем остальным.

Карин пила свой чай и слушала, как Кэт говорит в своем невозмутимом, убедительном, профессиональном стиле и, да, она верила ей: да, она в последнее время переутомилась, да, все вокруг начало казаться каким-то странным и несоразмерным, когда она столкнулась лицом к лицу с тем, что убивало ее тело, может быть, первый раз за все время. Ей стало бесконечно лучше здесь, где все было более или менее под контролем, где было относительно спокойно.

Но злость от того, что случилось, никуда не делась. Она, и еще ощущение тревоги при одном воспоминании об Эйдане Шарпе.

– Что мне делать?

Кэт покачала головой.

– Ничего. Я позвоню завтра Эйдану. Ты мой пациент, и мы так не договаривались. Я уверена, что он проверил, что с тобой все нормально, когда уходил, но факт состоит в том, что ты не помнишь, что происходило, а значит, ты подвергалась некоторому риску. Он должен был позвонить мне.

– Спасибо. Ты не думаешь, что мне стоит…

Кэт встала.

– Я думаю, что тебе стоит принять ванну – у меня, где все относительно прилично, потому что детям туда вход воспрещен. Можешь выдавить себе немного той пахучей штуки от «Джо Малона», которую мама подарила мне на день рождения. А потом ты пойдешь в гостевую комнату с хорошей книгой, грелкой и лекарством.

Вся их семья, собравшаяся вместе, плюс сам факт пребывания в этом доме, который она всегда считала счастливейшим из всех, что она знала, подарили Карин волшебный безмятежный сон без сновидений, который продлился до восьми часов утра. Какую бы сильную тревогу она ни испытывала в связи со своим визитом к Эйдану Шарпу, сейчас ее как рукой сняло; единственное, что она теперь по этому поводу чувствовала, это что она повела себя глупо. Она почувствовала слабость, что, по словам Кэт, могло быть нормальной реакцией на лечение. Она была слегка дезориентирована и, как следствие, запаниковала. Картины, звуки, действия, которые были совершенно обыденными, для нее исказились. Вот и все. Эйдан Шарп отвез ее домой и убедился, что она спокойно спит в своей постели. Она ничего из этого не помнила, но это не значит, что она была без сознания, скорее в некоем переходном состоянии легкого шока. У нее был рак, и у нее была тяжелая неделя в связи с этим – что удивительного при всем этом в ее бурной реакции? Наверное, ему стоило позвонить Кэт, но к тому времени часы приема уже давно прошли, и очевидно, он все проверил и не особо боялся оставлять ее одну. Он был добросовестный специалист, у него была хорошая репутация, и Кэт была о нем высокого мнения.

Карин легла обратно в постель и взялась за роман, который толком не успела начать читать, прежде чем заснула накануне вечером. Косой луч солнца просвечивал через занавески в комнате для гостей, и она услышала, как Сэм и Ханна смеются внизу. Жизнь казалась прекрасной. Жизнь была тем, чего ей так отчаянно хотелось: побольше этой обычной, невыдающейся, чудесной жизни, хотя бы чуточку побольше. Отвага и оптимизм забурлили внутри нее.

– Ты где?

– Привет, сержант. Как обычно – ошиваюсь неподалеку.

– Ничего пока не происходит?

– Не-е-е-е. Полагаю, кто-то о нас доложил.

– Кто там с тобой?

– Дейв Грин, но он пошел отлить. Я бы сейчас не отказался от чашки чая, только такой роскоши, как магазинчики за углом, в районе Медоу-Вью не имеется.

– Только драгдилеры за углом.

– Нет, из них тоже никого не видать.

– Это тройное отрицание, Нейтан[19].

– Что-что?

– Не обращай внимания. Этот район как морг, ни одной живой души.

– Они все сейчас где-то в другом месте. Ходят слухи, что патрульные готовят попозже облаву на бизнес-парк Калдена. Хочу выяснить, смогу ли и я поучаствовать, а то наши клетки мозга здесь умирают.

– Ваши что?

– Ха-ха. Кажется, вы благополучно пережили поход в бар с мистером Бабочкой, сержант.

– Если Эмма скажет да, я вас обоих туда свожу, это место действительно выдающееся.

– Заметано.

– Что, она уже сказала да?

– Она еще не вернулась, но все уж предрешено, видите ли.

– Нейтан, слушай. Мистер Бабочка. На нем были часы с фазами Луны.

– Понял. Анджела Рэндалл. Может быть совпадение.

– Может.

– Еще что-то?

– Нет. Ничего конкретного.

– Да уж, в этом и состоит основная проблема с этим делом о пропавших женщинах, верно? Надо идти, сержант, что-то происходит. Удачи.