Она, однако, не учла, что Каррера, как всякий европейский интеллектуал, весьма своеобразно отреагировал на ее недостаточную образованность, которую она, конечно же, за собой ощущала. Он воспринял это вовсе не как недостаток, а как проявление американской неискушенности. С его точки зрения, она была наивна и неискушенна, она была дикаркой, в ком он угадал проблески творческого духа и ума, оригинальность и непосредственность, которые привлекли его так же, как пустой холст привлекает живописца, как глыба холодного и неподатливого мрамора привлекла Пигмалиона, как много лет назад его самого привлекла Клотильда, вызвав у него искушение просветить, сформировать, создать ее.

Пароходик приближался к мосту Акадэмиа.

— Извините, мне надо здесь выходить, — сказал Каррера. — Я бы пригласил вас пойти со мной, но, по-моему, у вас сейчас не то настроение, чтобы идти смотреть картины. Вы будете сегодня на сеансе?

Она терялась в догадках, хочет ли он услышать от нее «да» или «нет».

— Пока не знаю, — ответила она.

— В любом случае, не откажите поужинать со мной. Скажем, в семь. Если вы захотите потом посмотреть фильм, у вас будет достаточно времени.

Она обрадовалась и удивилась. И сказала:

— Да. Да, с удовольствием.

Он кивнул — точно так лее, как когда он ей представился.

— Я польщен, — сказал он. — Я буду ждать. Я вам позвоню.

Пароходик причалил к пирсу. Она смотрела, как он перепрыгивает через борт на шаткие мостки. Он не обернулся.

Мерри доехала до моста Святого Захарии, где пересела на катер, следующий к «Лидо».

Каррера провел в галерее минут сорок, но все никак не мог сосредоточиться на картинах. Тогда он решил бросить это занятие, вышел и взял водное такси до отеля «Гритти». Он остановился там потому, что ему не нравилась безликость «Лидо». Он поднялся в номер, налил бренди с содовой и сел в кресло у окна. Он пил и рассматривал фотографии в альбоме. Это был массивный большого формата альбом в кожаном переплете и запирался с помощью крошечного замочка с номерным секретом, какие бывают на чемоданах. Он набрал три нужных цифры, отпил бренди, раскрыл альбом и подумал, что мог бы пополнить свою коллекцию с помощью Мерри. Ему понравилась эта внезапно пришедшая в голову идея.

* * *

Мерри совсем забыла, что уже обещала Фредди поужинать с ним вечером. Вернувшись к себе в номер, она сообщила миссис Ките, что Рауль Каррера пригласил ее на ужин, и та напомнила ей, что она уже приглашена, и тактично предложила ей позвонить мистеру Гринделлу.

— О Господи! — воскликнула Мерри. — Я совсем забыла об этом. Я ему позвоню сама. Спасибо.

Она сняла трубку и попросила соединить ее с номером мистера Гринделла.

— Фредди? Это Мерри.

— Привет! — сказал он. — Как вы провели день?

— Замечательно, — ответила она. — Но, боюсь, я совершила ужасную вещь.

— Что такое?

Он сохранял обычный тон, но Мерри знала, что он уже весь напрягся и начал лихорадочно соображать, что случилось: в это мгновение он снова был пресс-агентом и уже ожидал услышать от нее о какой-нибудь крайне неприятной истории, в которую попала его клиентка, думая, что ему придется платить за нее залог в суде, или выкуп, или что-то в этом роде.

— Вообще-то ничего ужасного не случилось.

— Да? — сказал он. — Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Вы должны меня простить. Я случайно встретила в городе Рауля Карреру и согласилась поужинать с ним. У меня просто вылетело из головы, что мы с вами уже договорились сегодня. Пожалуйста, Фредди, милый, простите меня. А еще лучше — давайте перенесем наш ужин на другой вечер.

— Ну, мы могли бы поужинать завтра.

— Конечно! Спасибо.

— Но вот что я вам скажу, — добавил он. — Поскольку я сегодня в проигрыше, давайте увидимся в баре.

— Конечно! — сказала Мерри. — Но… я успею? Мне ведь надо еще уложить волосы, переодеться.

— А мы недолго. Спускайтесь прямо сейчас. Уж коли вы разбили мне сердце, сделайте хотя бы это.

— О’кэй! Иду.

— Встречаемся в барс через десять минут.

— Договорились, — сказала она, а он еще долго держал в руке трубку, откуда неслись короткие гудки. Он не ожидал этого. Совсем не ожидал. Да, это будет нелегко. Но уж раз так надо, он это сделает. Ради ее же блага. Он ведь был в долгу если не перед ней, то перед Карлоттой, или перед памятью о Карлотте. Он был в долгу перед самим собой.

Он встретил Мерри в баре и спросил, что она будет пить.

— Не знаю, — сказала она. — Я недавно пила джин с тоником.

— Тогда выпейте вермут с содовой. Как только вермут смешается в нашем желудке с джином, получится мартини.

Он заказал ей вермут с содовой, а себе — двойной виски. Между их телефонным разговором и этой встречей у него было достаточно времени, чтобы выработать некий план. Так что он не стал спрашивать у нее, как она провела день и как познакомилась с Каррерой. Он не хотел брать инициативу на себя — до определенного момента. Можно было не сомневаться, что она сама расскажет ему о Каррере без всякой подсказки с его стороны.

Так он, по крайней мере, чувствовал себя уверенно. Она снова извинилась и сказала, что попросила его перенести их ужин только потому, что они уже старые друзья. А с Каррерой она только что познакомилась на пароходе.

— Вернее, мы познакомились чуть раньше. На приеме во Дворце дожей. Вы же сами нас представляли друг другу. Но я об этом совсем забыла.

— Что ж, для меня это хороший урок, — сказал Гринделл. — Если я представляю вас незнакомым мужчинам таким вот образом, то, пожалуй, я заслуживаю того, чтобы ужинать в одиночестве.

— Не надо, пожалуйста! Прошу вас!

— Да я шучу, — сказал он.

Официант принес напитки, Фредди подняла стакан и провозгласила тост:

— Желаю вам приятно провести время.

— Спасибо, — сказала Мерри. Они выпили.

— Вы видели хоть один фильм Карреры? — спросил Гринделл после паузы.

— Я видела два.

— Какие-то они извращенные, а?

— Да, — согласилась она. — Пожалуй.

— И если судить по тому, что я слышал о нем, он тоже — порядочный извращенец.

— Ох, Фредди, не надо злословить!

— Вовсе нет! — возразил он. — Я беспокоюсь только о вас.

— Ну, я уже большая девочка, Фредди. Мне уже давно разрешают самой переходить улицу в час пик.

— Он — не улица. Он — опасный перекресток.

— Перестаньте, Фредди!

— Поймите меня правильно, Мерри. Пожалуйста. Я же не запрещаю вам ужинать с ним или проводить время в его обществе. Я только даю вам совет быть с ним поосторожнее. И, пожалуйста, не сердитесь.