На следующий день меня усадили в экипаж мистера Синклера, решившего навестить свою семью в деревне. Он любезно предложил составить ему компанию под предлогом, что свежий воздух и немного солнца пойдут мне на пользу. Рядом со мной примостился Патрик, который всю дорогу держал меня за руку. Я рассеянно слушала разговор моего брата и мистера Синклера о разведении лошадей – деле, которому последний предавался со всей страстью, смотрела на мелькающие за окном ландшафты, совсем не похожие на пейзажи Хайленда, по которым я успела соскучиться.

Поместье мистера Синклера располагалось на берегу Твида среди невысоких зеленых холмов, в нескольких километрах от небольшого местечка под названием Пиблз. Патрик последовал за мной и присел рядом на каменную скамейку, спрятанную под огромной развесистой ивой. Длинные ветви ласкали сверкавшую на жарком июльском солнце речную воду. Я была вынуждена признать, что здесь мне и вправду дышалось легче. Способность мыслить здраво постепенно вернулась ко мне.

Летний ветерок тихо перебирал листья ивы, и их ласковый напев не давал мне забыть о моей печали. Солнце встало в зенит. День выдался таким жарким, что даже в тени невозможно было найти хоть немного прохлады. Патрик кивнул, нерешительно улыбнулся и поцеловал меня. От него пахло одеколоном и… конюшней, откуда он, как я догадалась, и явился. Сегодня на нем был элегантный костюм из синей саржи с бежевой отделкой и рубашка из ирландского льна.

Патрику никогда не нравились экстравагантные наряды, кружева и кричащие расцветки. Он выбирал для себя одежду строгого кроя и не пудрил волосы, а просто стягивал их под затылком лентой. Я слабо улыбнулась, представив его в огромном парике, к каким питала особое пристрастие знать. Грустная картинка, которая к тому же напомнила мне об Уинстоне.

Я потянула за ворот платья, пытаясь его расширить. Господи, как жарко! Воздух был влажный, и ткань так и норовила прилипнуть к телу. Патрик, насвистывая, снял камзол и положил его на лавку между нами. Похоже, он тоже изнывал от жары. Мы долго сидели молча и смотрели на чуть поблекшую на солнце изумрудную зелень холмов под белесым небом. Этот пейзаж напомнил мне Ирландию. Я удивилась, осознав, что все реже вспоминаю мой родной остров. Интересно, а Патрик скучает по родине? Как мне показалось, он был доволен жизнью, но у него был тот редкий дар чувствовать себя комфортно всюду, где есть книги и письменные принадлежности. Поскольку он упорно молчал, я решила заговорить первой.

– Тебе нравится в Эдинбурге? – поинтересовалась я.

– Да, пожалуй.

Я сделала паузу, ожидая, что он скажет еще что-нибудь, но Патрик предпочел промолчать.

– А твое сердце? Ты встретил ту, которую полюбил?

Он передернул плечами и усмехнулся.

– Нет. Мое сердце все еще томится ожиданием. Но неужели тебе так не терпится меня женить?

– Было бы неплохо обзавестись невесткой, которой можно порассказать обо всех твоих детских шалостях!

Мои слова вызвали у Патрика лишь легкую отстраненную улыбку, и я поняла, что мысли его далеко. Я заправила ему за ухо выбившуюся из прически прядку и попутно погладила по выбритой щеке. Он закрыл глаза, удержал мою руку и поцеловал ее. Отпустив мои пальцы, он повернулся и посмотрел мне в глаза.

– Отец винит себя за то, что с тобой случилось, Кейтлин.

– Это не его вина, Пат.

– Он так жалеет, что отдал тебя в услужение к Даннингам!

– Он не мог знать.

– Я понимаю, и все-таки…

Я сбросила башмаки и вытянула ноги перед собой. Я знала, что рано или поздно мне придется открыться Патрику. Сам он не решится заговорить со мной о том, что его беспокоит. Не решится, пока я не дам знать, что готова к этому разговору.

– Спрашивай о чем хочешь, Пат! Ты ведь хочешь знать, верно?

Он задумался, раскачиваясь взад и вперед на скамейке. При этом он то и дело задевал меня плечом. Я разгладила несуществующую складочку на своей юбке цвета лаванды.

– Ты не обязана рассказывать, если не хочешь. Отец повторил мне то, что от тебя услышал…

Он замолчал на полуфразе и опустил глаза.

– А остальное я и сам могу представить. Счастье еще, что он не сделал тебе… не сделал тебе бастарда!

Я почувствовала, что краснею, и поспешно отвернулась. Волнение захлестнуло меня. И все же я не могла рассказать Патрику о моем Стивене. Кроме меня, мой ужасный секрет знали четверо. Бекки поклялась на Библии, что никогда и никому про это не расскажет. Повитухе за молчание щедро заплатили. Уинстон подыскал для моего сына хорошую приемную семью. Ну и, конечно, обо всем знал сам лорд Даннинг. Больше никому про это знать не следовало, ради блага моего сына.

Узнав, что ношу под сердцем плод стараний Даннинга, я в отчаянии рассказала обо всем Бекки. Она посоветовала сбежать из поместья раньше, чем кто-то узнает о моей беременности. Но куда мне было идти? Отец сразу же отправил бы меня в Ирландию, в монастырь. Так что выходило, что ребенка у меня в любом случае отнимут. Но я не хотела даже думать об этом. Поэтому я решила остаться, надеясь, что решение найдется само собой. Стыдно признаться, но я даже ожидала, что, возможно, случится выкидыш. Лорд Даннинг очень скоро обнаружил, что я беременна. И сначала это известие расстроило и даже взбесило его.

Потом ему в голову пришла «блестящая идея». Зная, что сын по причине своих неестественных склонностей вряд ли подарит ему наследника, Даннинг придумал, как этому горю помочь. Уинстон женится на девушке из знатного семейства, которая не пользуется успехом у женихов, и они воспитают ребенка, которого я ношу, а потом он унаследует титул и все богатства Даннингов. И приличия были бы соблюдены, и я бы осталась под рукой у этого старого развратника… Но все это, разумеется, было бы возможно, если бы я родила сына. Если бы родилась девочка, меня бы тут же с позором препроводили вместе с ребенком к отцу. У меня родился сын.

Я почти не поправилась, а потому легко скрывала беременность под широкими рубашками, фартуками и многочисленными зимними юбками. Бекки всем жаловалась, что я, прожора, по ночам таскаю из кладовки съестное. Если кто-то из прислуги о чем-то и догадывался, то предпочел оставить свои догадки при себе. Леди Кэтрин пребывала в полном неведении. Я постоянно куталась в толстые шали, жаловалась, что в доме плохо топят. Целый месяц перед родами я под предлогом болезни просидела в своей комнате, откуда почти не показывала носа. Когда начались схватки, меня инкогнито отвезли прямиком к повитухе. Та ночь была самой мучительной в моей жизни. На тот момент я еще не дала согласия на осуществление придуманного старым лордом вероломного плана.

Чтобы успокоить свою совесть, лорд Даннинг предоставил мне выбор. Либо я отказываюсь от своего сына и лорд заботится о нем, дает ему блестящее будущее и завидное наследство – титул лорда, либо же меня вышвыривают на улицу с незаконнорожденным младенцем на руках. И единственное, что я могла бы дать своему ребенку, – это нищенское существование и клеймо бастарда. Ради счастья сына я приняла решение, которое напрашивалось само собой. Теперь я знала, что он не будет ни в чем нуждаться. По крайней мере я была в этом уверена до той ночи, когда сделала то, что поправить невозможно.