Политические последствия этого растущего экономического неравенства очевидны. Поскольку богатство обычно идет рука об руку с политической властью, богачи снова станут контролировать все общество. Восточная Европа уже движется в этом направлении: Россию, например, довольно трудно назвать страной с либеральной демократией. Похожее будущее ждет и другие страны с доминированием богатства. Научное исследование, в котором измеряли влияние различных групп интересов на политику США (оно было опубликовано примерно в то же время, что и английское издание этой книги), пришло к выводу, что «экономические элиты и организованные группы, представляющие интересы бизнеса, имеют значительное независимое влияние на политику правительства США, а средние граждане и массовые группы интересов не имеют почти никакого независимого влияния»[225]. Иными словами, США уже сейчас постепенно превращаются в олигархию. В будущем этот же шаблон распространится и на другие страны Запада, когда ограниченность ресурсов станет по-настоящему заметной. Экономическая иерархия означает не только большую разницу в доступных ресурсах между самыми богатыми и самыми бедными: она еще и подразумевает, что рабочий класс обладает минимальной властью.

Концентрация богатства и политической власти в руках сравнительно небольшого количества семей – это один из ударов, который капитализм нанесет по либерализму. Второй удар – это еще большее обеднение бедных. Главная проблема здесь состоит в том, что ту небольшую часть ресурсов, которой владеет беднейшая половина населения, приходится делить на все большее количество ртов каждый раз, когда рождается новый ребенок. Квартиры и дома в некоторых странах Европы уже настолько дороги, что стали совершенно недоступны для молодых людей. Средняя цена дома в Англии в семь раз превышает среднюю годовую зарплату, а в некоторых регионах страны – и того выше. Причину найти несложно: людей слишком много, а земли, за которую они конкурируют, слишком мало. Плотность населения Англии – 410 человек на квадратный километр: примерно в три с половиной раза больше, чем во Франции (120 человек на квадратный километр), втрое больше, чем в Китае (145) и почти такая же, как в Индии (416)[226]. Из европейских стран плотность населения выше только в Голландии (497 человек на квадратный километр). В таких густонаселенных странах, как Англия и Голландия, пострадали не только потенциальные покупатели жилья, но и те, кто его снимает: домовладельцам приходится увеличивать стоимость аренды, чтобы окупить вложения. Богатые люди, которые владеют своими домами, не страдают от этого: все доходы, находящиеся в их распоряжении, они могут спокойно тратить на что захотят, а вот съемщикам и новым покупателям приходится отдавать до трети своих доходов просто для того, чтобы обеспечить себе крышу над головой. Таким образом, ограниченная доступность земли приводит к обеднению тех, у кого никакой земли нет, – точно так же, как и в эпоху до появления искусственных удобрений и дешевого транспорта. Если вы предложите всем, у кого нет собственного дома, выбор между дешевой пожизненной ипотекой и правом голоса, многие выберут дешевую ипотеку: она обеспечит бо́льшую финансовую безопасность и личную свободу. С этой точки зрения получается, что «кривая цивилизации» социальных реформ вовсе не обязательно направлена в одну сторону. Степень политического влияния, равно как и уровень инвестиций, может как повышаться, так и понижаться.

Я подозреваю, что если дело действительно до такого дойдет, то всеобщее избирательное право еще долго – может быть, даже несколько веков – будет оставаться символом свободы, которым богатые страны Запада будут пользоваться, чтобы показать, что они все еще разделяют некие общечеловеческие ценности. Никакому государству не захочется просто взять и отменить эту модель – по крайней мере, в открытую. Вместо этого голосования окажутся неэффективны, потому что системы выборов будут контролироваться политическими партиями. Угроза для либерализма состоит в том, что политические партии будут во все большей степени управляться олигархами, которые их финансируют; они будут подстраивать свои повестки под требования этой неизбранной политической элиты. Как показывает вышеупомянутое американское исследование, у обычных людей нет никакой возможности влиять на политику правительства: они просто участвуют в работе системы, которая выбирает представителей, связанных с неизбранной политической элитой и одобряющих инициативы, выдвигаемые этой самой элитой. Отчасти вследствие этого другие социальные реформы и улучшения, случившиеся в XIX и XX вв., окажутся еще уязвимее. С уменьшением среднего подушного состояния бедняков ухудшатся их условия жизни. Рабочие, отчаянно нуждающиеся в деньгах, станут больше рисковать и выбирать более опасные, но хорошо оплачиваемые профессии. Семьям, которым не хватает денег на аренду нормального жилья, придется жить в трущобах. Во времена тяжелых экономических кризисов государства пойдут на крайние меры: урежут пособия для бедных, а также расходы на здравоохранение и другие социальные службы.

Карл Маркс бы расплакался. При жизни он обрушивался с яростной критикой на «Опыт закона о народонаселении» Мальтуса, но, в конце концов, его представления сокрушат те самые силы, которые описывал Мальтус. Многие люди, в том числе и Маркс, считали, что Мальтус совершил фундаментальную ошибку, но главным их опровержением служило то, что экономист не мог предвидеть эффекта, который окажет технология на мировые запасы пищи. Как сейчас очевидно, технологические инновации лишь отсрочили проявление мальтузианских сдерживающих факторов, а не покончили с ними. Если новые технологии позволят нам получать все бо́льшие урожаи с одних и тех же участков земли в течение 200 лет, то население будет расти соразмерно с ними, и, в конце концов, мы дойдем до критической точки, когда доступных ресурсов перестанет хватать на всех; после этого все защитительные эксклюзивные модели поведения, изложенные выше, очень быстро отделят сытых и богатых от бедных и голодных. Даже если бы население мира стабилизировалось сейчас, на отметке в семь миллиардов, оно все равно бы «росло», потому что нам все труднее и труднее удавалось бы транспортировать запасы пищи по земному шару. Но население мира отнюдь не стабилизировалось: по прогнозам, в ближайшие 40 лет оно достигнет 9,5 миллиарда. И мы вряд ли сможем остановить этот рост: население Китая, единственной большой страны, которая попыталась замедлить рост своего населения в современную эпоху, введя в 1979 г. политику одного ребенка на семью, с тех пор увеличилось более чем на 30 процентов – примерно с миллиарда до 1,355 миллиарда человек. Таким образом, мы можем быть достаточно уверены, что если в мире не случится какой-нибудь серьезной эпидемии, то население продолжит расти, средства производства будут концентрироваться в руках все меньшей его части, и социальная иерархия будет становиться все более выраженной. Скорее всего, мы увидим революции отчаяния (а не амбиций) в попытке перераспределить доходы. Но революции сами по себе не кормят людей – они лишь передают активы из рук в руки. Когда подорожает нефть, а вместе с ней и пища, самые бедные люди не смогут позволить себе нормально питаться, путешествовать и снимать жилье, не говоря уж о том, чтобы отапливать его и обеспечивать электричеством. Может быть, у них еще будет право голоса. Многим будет на него наплевать. Кому нужна демократия, если она не может обеспечить нормальный уровень жизни? Детям из бедных семей, возможно, снова с малых лет придется работать вместо учебы. Проституция расцветет пышным цветом, особенно среди бедных, так что уважение к женщинам снова упадет. В подобных условиях на Западе наверняка снова появится класс де-факто рабов. Многие люди на самом деле предпочтут лишиться свободы ради пищи и крыши над головой, чем видеть, как их семья умирает от голода. Политическая улыбка демократии, которая представляет экономический рост как «норму», постепенно превратится в перекошенную гримасу разочарованных и обманутых.