— Там не один всадник, топот нескольких лошадей, — внесла уточнение ее милость.

— Да, слышу, — кивнула я.

А еще спустя пару минут один из гвардейцев развернул коня к карете и, подъехав ближе, свесился с седла. Я приоткрыла дверцу:

— Что случилось?

— Это я случился, дорогая герцогиня, — донесся до меня знакомый голос, прежде чем телохранитель успел ответить. — Позволите ли присоединиться к вам?

— Вот уж не ожидала вас увидеть, — усмехнулась я. — Присоединяйтесь, ваша светлость. ­— И к дверце кареты приблизился, сияя жизнерадостной улыбкой, герцог Ришемский.

Он поклонился, приветствуя меня, а затем забрался внутрь и устроился рядом с Тальмой.

— Доброго дня, моя ворчливая, — весело произнес герцог.

— Вот уж не было печали, ваша светлость, — фыркнула моя камеристка и без всякого пиетета перекривляла: — Ваша…

Нибо рассмеялся и, приобняв служанку за плечи, на миг прижал ее к себе. Не оценив сей пассаж, Тальма вывернулась и возмутилась:

— Простите великодушно, ваша светлость, но вы – охальник.

— Я тебя обожаю! — воскликнул Ришем, а затем, наконец, перевел взгляд на меня: — Доброго дня, Шанриз. Безумно рад вас видеть, и рад, что успел нагнать вас. Всё пытался подгадать и присоединиться к вам на выезде, а все-таки пришлось нагонять. — Он потянулся и, заполучив мою руку, галантно поцеловал ее. А еще спустя мгновение вопросил: — Неужто вы не представите меня вашей очаровательной спутнице?

Ильма, во все глаза взиравшая на статного красавца с живым темпераментом, охнула и залилась краской. Эпитет, данный ей его светлостью, вонзился в грудь девушки острой стрелой.

— Разумеется, представлю, — сказала я с вежливой улыбкой. — Дорогая, позвольте познакомить вас с его светлостью герцогом Ришемским. Нибо, имею часть представить вам ее милость баронессу Ильму Стиренд-Кайст.

— Рад знакомству, — склонил голову герцог. — Друзья ее светлости – мои друзья.

— И мне п-приятно, — с запинкой пролепетала ее милость.

— И раз правила хорошего тона соблюдены, — заговорила я, — Нибо, покиньте нагретое вами место. — Он приподнял в изумлении брови, и я добавила: — Мы с вами прокатимся немного верхом.

— С превеликим удовольствием, ваша светлость, — улыбнулся Нибо.

Он первым выбрался из кареты, так еще и не сдвинувшейся с места, подал мне руку, помогая выйти, а затем, лукаво сверкнув глазами, уточнил:

— Могу ли я надеяться, что вы позволите прокатить вас на моем жеребце? Вы непременно оцените его мощь.

— Позволю, если вы поедете на моем, — ответила я.

— Какой же быть служанке, если ее хозяйка наделена непомерной вредностью? — делано удрученно покачал головой Нибо.

— Оставьте мою Тальму в покое, — велела я, а после обернулась к одному из гвардейцев: — Подведите Аметиста. Я поеду верхом.

И пока мое приказание исполнялось, Ришем обернулся к карете, увидел в окошке Тальму и послал ей воздушный поцелуй, и как только камеристка скрылась с глаз, вновь рассмеялся. Их перепалки начались, когда Нибо привез сына, которому исполнился год. День рождения наследника отмечали пышно, но без его матери. Селии сам король запретил покидать Ришем, его злость на сестру за то, что она стала причиной нашей ссоры, не прошла.

После празднеств герцог не уехал сразу, но перебрался из дворца в свой столичный особняк. И пока няньки, привезенные из Ришема, возились с принцем, его отец занимался делами, и нашими общими в том числе. Чтобы Ив не бесился, я всегда брала с собой кого-нибудь в сопровождение, чтобы мы с Нибо не оставались наедине. И хоть рядом были мои телохранители, но третье лицо в наших встречах несколько примирило Его Величество с обществом зятя рядом со мной. Тальма превратилась из камеристки в мою частую спутницу. Не сказать, что бы мы подолгу и каждый день проводили время с его светлостью, но и периодических встреч в течение двух недель нашего общения монарху хватило с лихвой.

Так вот в ту пору, когда камеристка сопровождала меня в моих деловых разъездах, и Нибо к нам присоединялся, Тальма вела себя в его присутствии подчеркнуто отстраненно и холодно. И это не задела бы его светлость, потому что нет ничего странного в том, что прислуга при беседе господ хранит непроницаемый вид и держится особняком, если бы однажды не произошел неприличный казус.

Ришем в тот день задержался, чем вынудил ожидать себя. И пока он отсутствовал,  мы с Тальмой вели непринужденный разговор. Камеристка пересказывала мне сплетни, ходившие среди дворцовой прислуги. Их тоже бывало полезно послушать, да и заняться было более нечем. Моя служанка, заполучив главную партию, заливалась соловьем, ведя свое повествование в лицах и с различной интонацией. Попутно она пускалась в рассуждения, выказывая собственное отношение к сплетне, и была до того увлечена, что пропустила момент, когда за ее спиной прозвучало бодрое:

— Доброго дня…

Договорить его светлость не успел, потому что Тальма, взвизгнув от неожиданности, порывисто обернулась и, прежде чем успело осознать и сдержаться, выругалась:

— Задери вас псы Аденфора, ваша светлость! Тьфу, чуть душа со страху не выскочила. Кто ж так к людям подкрадывается? Вьюр из чащобы, как есть – вьюр! Ой, — запоздало опомнилась камеристка, кого назвала мелкой зловредной нечистью, обитавшей по поверьям в лесных чащобах.

— Хм, — озадаченно хмыкнул Ришем. — Дорогая моя, я выше ростом и явно привлекательней вьюра.

— А повадки те же, — проворчала Тальма и добавила тем же тоном: — Простите великодушно, это я от испуга. Более такого не повторится.

— Вот уж нет, — запротестовал Нибо. — Можешь не сдерживаться. Это даже некое разнообразие. Обычно мне дают иные эпитеты: восхитительный, прекрасный, очаровательный, непревзойденный…

— Ой ли, — отвернувшись, усмехнулась себе под нос Тальма. — Хвастун непревзойденный, так уж точно.

— Что ты сказала, дорогая?

— Говорю, так и есть, как говорите, ваша светлость, — соврала камеристка.

— Но я слышал несколько иное.

— Вам послушалось, ваша светлость, — заверила его Тальма.

— То есть я еще и глухой? Глухой хвастливый вьюр? — уточнил герцог.

— Как вам угодно, ваша светлость, — важно кивнула моя служанка. — Как скажете, так и будет.

— Стало быть, продолжаешь оскорблять? — полюбопытствовал Ришем.

— Вот уж наговариваете вы на меня, ваша светлость, — не согласилась моя нахалка. — Как оскорбила, так и извинилась. Не со зла я, испугалась просто. В раз виноватая, так уж слова поперек не скажу. Вы о себе говорите, что сами желаете. Кто я, чтобы возражать вашей светлости?

И пока она говорила, брови герцога Ришемская приподнялись, и он протянул:

— Да-а-а… — после перевел взгляд на меня и спросил: — Скажите, Шанриз, часто вам достается от вашей камеристки?