Я уже придумала, как построить воздушный дворец, однако пусть фараон и дальше атакует нас подобными письмами, это лучше, нежели узнать, что его армия у наших границ.

И пока эти двое, счастливые радостями, которые они дарили друг другу, спокойно беседовали об угрозах египетского царя, Ниневия бурлила, дабы собрать совет, способный на эти угрозы ответить. Если по улице шел прохожий с опущенной головой, застывшим взглядом и задумчивым видом, царские стражники хватали его за рукав со словами:

— Поторопись, ты, несомненно, ученый, тебя ждут на совете во дворце.

И так обращались с людьми всех сословий, хотя многие из них ведать не ведали, чего от них хотят.

Наконец совет собрался: умные люди не явились, дабы не признаваться в своем бессилии. Царь приказал зачитать послание фараона, после чего все в один голос закричали:

— Только Хикар мог справиться с загадками фараона! Любому другому эта задача не по плечу!

«Увы! — глубоко вздохнув, подумал Синкариб. — Где ты, Хикар? Сожаления о содеянном гложут меня, и я с каждым днем всё больше склоняюсь к тому, что ты стал жертвой оговора. Но где же мне найти другого мудреца, дабы он указал выход из страшного лабиринта, в котором я очутился?»

Несчастный царь распустил собрание: оно не принесло ему ничего, кроме новых угрызений совести. Он больше не звал Надана, чтобы испросить совета или развеяться в совместных развлечениях. Синкариб, терзаемый тревогами и муками совести, устремился во дворец Зефани, дабы вместе с любимой тетушкой оплакать дорогого им человека.

Мудрая жена Хикара любила царя. Хоть он и разнежился в удовольствиях, но душою был чист и порочный двор не сделал из него тирана. Племянник бросился к ногам Зефани с глазами, полными слез, и она обняла его.

— Иди ко мне, мой дорогой, — ласково молвила она. — Я разделяю твое горе, царь Египта угрожает тебе, но унывать не стоит. Кто может нанести удар, с угроз не начинает. Бросив вызов твоей мудрости и просвещенности, фараон заставляет меня усомниться в его уме. Ты хозяин огромной страны, собери армию, выйди к границам до того, как враг нападет на них.

— Ах, госпожа моя, — вздохнул Синкариб. — Не только египетский царь тревожит меня. Я лишился Хикара, в его знаниях и советах была вся моя сила. Какой царь осмелился бы оскорбить меня, будь Хикар жив? В глубине души я был убежден, что этот великий человек стал жертвой гнусных наветов, но я не нашел в себе смелости разобраться во всем и найти настоящих виновников. Глас народный пробудил мою совесть, я созвал совет, чтобы найти ответ на требования фараона, и люди не побоялись сказать мне в лицо, что я сам вырыл себе яму, казнив Хикара! Увы! Кто вернет мне того, с кем я обошелся столь жестоко! Пойдем в его гробницу, я хочу обнять и оросить слезами драгоценные останки моего мудрого визиря! Я хочу обратиться к хладному трупу, надеюсь, душа моего любимого наставника еще витает вокруг них и подаст мне тот совет, которого мне никогда не дождаться от моих придворных мудрецов!

Зефани намеренно не прерывала речи царя, дабы дать себе возможность понять, какова природа его сожалений. И, только убедившись, что страх перед неминуемой войной — не единственная причина его тревог и что им движет подлинное раскаяние, она сказала:

— Несомненно, мой бедный муж, не способный ни на какое предательство, погиб из-за отвратительного заговора и низкой зависти. Но враги, тщетно пытавшиеся разрушить его славу, не преуспели и в том, чтобы отнять у него жизнь. Божественное Провидение вырвало его из их рук и защитило его голову от смертоносного удара.

— Хикар жив! — вне себя от радости вскричал Синкариб. — Ах! Хвала Небу! Оно избавило меня от ужасного злодеяния! Оно уберегло непобедимую силу, что сделает напрасными все происки и усилия фараона! Но каким чудом он остался цел и невредим? И где скрывается почтенный мудрец? И как я вынесу взгляд его глаз, я, неблагодарный слепец! Мой стыд, мои мучения, достанет ли их, чтобы искупить мое злодеяние?

— Успокойся хотя бы на миг, — попросила Зефани. — Я посмотрю, можно ли привести Хикара сюда. Не бойся старика: сохранив ему жизнь, Небо оставило нетронутыми все его добродетели. Более того, оно увенчало их умением прощать своих врагов.

Зефани пошла предупредить мужа о чудесной перемене в сердце Синкариба. Хикар был тронут, а жена предупредила его, что сохранила в тайне помощь, которую оказал им Йапусмек.

— Правда это или нет, — сказала она, — но, говорят, цари любят, чтобы им подчинялись беспрекословно. И, хотя Синкариб обязан своим душевным покоем рабу, он, возможно, не простит Йапусмека за неповиновение. Пусть думает, что ты выжил благодаря чуду, пусть смотрит на твое спасение как на милость Бильэльсанама.

Хикар захотел повидаться с Синкарибом. Утешение, которое он черпал в любящем сердце Зефани и своих собственных размышлениях, удобство, с коим он расположился в темнице, употребление эликсиров, укрепивших его тело и дух, и покой, казалось, вернули старику молодость. Он вышел из своего убежища и явился к царю.

Синкариб распахнул ему свои объятия, едва сдерживая радость.

«Тише, тише!.. До поры до времени надо скрывать ото всех, что я не умер. Это в твоих интересах».

— Тише, тише! — улыбнулся Хикар. — До поры до времени надо скрывать ото всех, что я не умер. Это в твоих интересах. Я знаю об условиях египетского царя. Если бы он догадывался, что я жив, то приписал бы мне все шаги, которые мы предприняли бы против него. Прекрасно зная наши возможности, он употребил бы куда более грозные средства. Если двор или хотя бы один Надан проведают обо мне, всё немедля станет известно и египетскому посланнику. Никто не должен даже подозревать о нашем секрете, и при этом тебе нет нужды беспокоиться насчет предложений фараона — я тут от нечего делать набросал ответ от твоего имени, и я же под чужим обличьем выполню обязательства, которые ты возьмешь на себя. Вот это письмо:

Синкариб,

царь Ассирии, —

фараону, царю Египта.

Тот, кто не верит в чудеса, никогда не сотворит ничего

удивительного!

Твое послание, брат мой,

восхитило меня безмерно широтой и глубиной познаний,

а также заботой о людях. Я имею честь разделять

твое мнение по