Черногория, признанная в конце концов суверенным государством, должна была удовлетвориться тем, что ее территория увеличилась не втрое, а всего лишь вдвое. Она сохранила за собой Никшич и получила районы Пива и Баньяни с Дагским перевалом с герцеговинской стороны, а также Подгорицу, Спуж, Жабляк и города Гусине и Плав. У нее появился теперь и выход к морю – залив Антивари (Бар), но за это ей пришлось вернуть Турции Дульциньо (Улцинь), а Австрии отдать Сутаморе. Первый город возвратился к ней в 1881 году, а последний так и остался в Австрии. Черногорцы никогда об этом не забывали, и австро-венгерские орудия, стоявшие с 1878 по 1919 год в самом южном селении Далмации, держали под прицелом весь залив и дворец черногорского князя (с 1910 г. короля) на берегу.

Но для того, чтобы Антивари (Бар) не превратился в военно-морскую базу России, в статье 29 было записано, что воды Черногории должны «оставаться закрытыми для военных кораблей всех стран», что княжеству запрещается иметь военно-морской флот и военно-морской флаг, а морская и санитарная полиция этой узкой полоски черногорского побережья должна быть Австро-Венгерской.

Эти непререкаемые требования, жестоко раскритикованные одним итальянским представителем и сохранявшие свою силу в течение тридцати одного года, стали жестоким разочарованием для князя Николая. Герцеговина, колыбель его народа, каменистая земля, где он так яростно сражался с ее многовековым противником и оккупированная его недругом, этим erbfeind (заклятым врагом), которого в Цетинье опасались гораздо больше, чем в былые времена. У него отобрали район Спицца с Сутоморе, «это единственное сокровище бедняка», как называл ее горячий поклонник Черногории Фриман, а ведь ее отвоевали у страны, которой она никогда не принадлежала! Этих ударов, особенно последнего, он не простил никогда, а его народ вряд ли сможет их забыть.

Еще большая несправедливость была допущена в статьях, касающихся Румынии. Румынская независимость могла сохраниться только при условии возвращения России Южной Бессарабии. Россия, в обмен на нее, обещала отдать «острова в дельте Дуная, а также Змеиный остров», который отобрали у Молдовы и передали Турции в 1857 году. Румыния должна была также вернуть «Тульчинский санджак» и территорию, расположенную южнее в Добрудже до линии, которая проходила от Силистрии до Черного моря, южнее Мангалии. Против этих условий, которые еще в конце 1875 года предвидел и отменил Росетти, но снова выдвинутых в русской штаб-квартире в Румынии в 1877 году, выступал князь Карл (Кароль) и его народ, но их никто не хотел слушать. Россия настаивала на том, чтобы передать эти земли ее латинским союзникам, которые оказали ей большую помощь в войне, – то есть Румынии, в качестве компесации, отдать земли, которые были отобраны у Болгарии. По словам одного румынского политика, «это не побежденная Турция, а Румыния оплатила России военные расходы».

Граница Российской империи снова прошла до самого устья по «проклятой реке», то есть Пруту, которая через двадцать два года снова отделила свободных румын от их братьев в Бессарабии[96]. Этот регион исторически и этнографически принадлежал Румынии, тогда как в Добрудже проживало много болгар и турок, а также гагаузов, говорящих по-турецки, христианизированных потомков куманов[97]. Эта область оставалась такой же заброшенной, какой она была во времена Овидия, горько жаловавшегося на то, что его отправили сюда в ссылку. Более того, подчинение болгарского населения румынским законам могло посеять раздор между этими соседними государствами. Впрочем, возможно, именно так все и было задумано.

Тем не менее энергичные румыны извлекли из этого принудительного и непопулярного обмена максимум выгод: через Дунай в Чернаводэ был переброшен прекрасный мост, который соединил задунайские земли с остальной страной. В голой Добрудже к процветающему порту Констанца построили шоссе, которое проходит от Берлина до Босфора. Румыны, однако, еще долго помнили несправедливость со стороны России; именно это толкнуло их страну в объятия Тройственного союза[98].

Другое, более благовидное условие независимости Румынии – предоставление гражданских прав евреям – румыны сумели обойти, а в других случаях – просто проигнорировали. Один румынский государственный деятель заявил, что в его стране и, особенно, в Молдове еврейский вопрос является не религиозным, а социальным и экономическим, и если предоставить этим семитским пришельцам все гражданские права, то они затопят всю страну.

Тем не менее, чтобы получить признание великих держав, румынскому правительству пришлось пересмотреть 7-ю статью конституции, которая давала гражданство Румынии только христианам; но даже после этого натурализация евреев была ограничена различными законами, а занятая своими проблемами Европа не желала вмешиваться в эти дела. Румыния получила право участвовать в работе Европейской комиссии по Дунаю, компетенция которой «не распространялась дальше Галаца, при полной независимости территориальных властей». От Галаца до Железных Ворот правила должны были разрабатываться Европейской комиссией, которой оказывали помощь делегаты дунайских стран. Австро-Венгрии было поручено поработать над фарватером Дуная в районе Железных Ворот, и все работы здесь завершились в 1896 году.

Греция по Берлинскому договору не получила новых территорий. Делигианнис сообщил конгрессу, что, учитывая общее стремление добиться мирного урегулирования, его правительство дает свое согласие на присоединение через некоторое время Крита и турецких провинций (с греческим населением), расположенных у границы Греции с Турцией. Эта мера, как он справедливо полагал, будет гарантировать мир в этом районе.

Соответственно, конгресс, по предложению Уоддингтона, в своем 13-м протоколе посоветовал Порте провести границу Греции так, чтобы северный рубеж Эллады проходил на востоке по реке Пиньос, а на западе – по реке Каламас, которая впадает в море напротив южной части Корфу (Керкиры). 24-я статья сохранила за великими державами право своего посредничества при проведении этой границы. Это посредничество было предложено Солсбери в его депеше от 28 мая, за которое греческий премьер был благодарен Анг лии.

Крит должен был остаться турецким, и Турция обещала ввести в действие органический закон 1868 года. Жители Крита, которые больше надеялись на коллективную мудрость держав, собравшихся в Берлине, чем на британскую интервенцию, были так сильно разочарованы, что Генеральная ассамблея потребовала посредничества Британии в переговорах с Портой, а христиане Крита отправили консулу Сэндвичу петиции, в которых просили, чтобы Англия установила над Критом свой протекторат.