Но появлялось и то, что ослабляло порыв немецких войск Первый снег выпал 7 октября, и хотя он быстро растаял — большинство дорог превратились в непролазные хляби. По ним стало практически невозможно подвозить горючее, боеприпасы, продовольствие, свежие резервы и зимнее обмундирование, которого катастрофически не хватало. Но главное, вверенные фельдмаршалу фон Боку ударные силы стали утрачивать подвижность, этот ключевой фактор всех его предыдущих побед. Моторизованные резервные колонны проходили в день не более 7–8 км, а самолеты люфтваффе не могли взлетать с полевых аэродромов. Артиллерия и танки беспрестанно застревали в грязи. Бок, находившийся в 100–120 км от Москвы, был вынужден 30 октября приостановить наступление и дожидаться морозов, пока почва не промерзла настолько, чтобы можно было подвести продовольствие и боеприпасы. Начались сказываться серьезные просчеты с обеспечением войск пополнением, продфуражем, топливом и, главное, боеприпасами. Для всей группы армий «Центр», — писал Гудериан, — суточный подвоз в середине ноября 1941 года составлял 2 3 эшелона, в то время как потребность войск достигала 70 эшелонов в сутки».[549]

Ведя наступление на Москву, гитлеровское командование центральной группировки стало неспособно поддерживать взаимодействие с группами армий «Север» и «Юг», и увеличение разрыва между ними увеличивало опасности, грозящие им с флангов. Гитлер все время требовал от группы армий «Центр» поддерживать локтевую связь с соседними стратегическими группировками, но попытка генерал-фельдмаршала фон Бока расширить фронт наступления на север в сторону Вышний Волочек и на юг в сторону Воронежа была решительно пресечена советским командованием. Имеющихся у немцев сил явно не хватало для развития наступления на широком фронте. Уже тогда германскому командованию нужно было думать о недопустимости дальнейшего продвижения к Москве, где их ожидала опасность неминуемого поражения.

Однако в штабе группы армий «Центр» этих нарастающих как снежный ком угроз не замечали, и 14 октября там был издан приказ, в котором сообщалось о конечных оперативных целях немцев на московском направлении. Из него видно, что гитлеровцы рассчитывали не только захватить Москву, но и выйти на рубеж Рязань — Орехово-Зуево — Загорск — Волжское водохранилище, а своими передовыми частями достигнуть линии восточнее Рязань — Юрьев-Польский — Переяславль-Залесский и далее по реке Нерль до Волги (севернее Кимр). Но этим не ограничивались планы немцев. Его моторизованные соединения заранее нацеливались севернее Москвы для захвата Ярославля и Рыбинска. Разграничительные линии восточнее Москвы в числе прочих городов включали Тамбов. Это говорило о далеко идущих и совершенно нереальных планах врагов.[550]

Гитлеровское командование было убеждено, что ему удастся добиться намеченных целей. В преамбуле директивы от 14 октября сообщалось, что «противник перед фронтом группы армий разбит. Остатки отступают, переходя местами в контратаки». Это был грубый просчет. Советские войска не только не были разбиты, но оказались в конце октября способны остановить наступление врага. Октябрьское наступление цели не достигло. Вследствие этого сроки дальнейшего наступления немецко-фашистских войск на Москву были отодвинуты на более поздний срок.

Угроза Москве стала особенно нарастать с севера, где немецко-фашистские войска в составе 3-й танковой армии и части сил 9-й армии пробились вдоль Волги на северо-восток и 14 октября ворвались в Калинин. Чтобы прикрыть это направление Ставка 17 октября образовала Калининский фронт, который возглавил генерал И. Конев. Его назначение стало возможным после того, как Г. Жуков при встрече с ним убедился, что генерал Конев не утратил своих лучших качеств командующего, не растерялся и не сник, когда комиссия, посланная Сталиным для разбирательства причин, приведших к катастрофе войск трех фронтов в Вяземском сражении, с В. Молотовым во главе, признала его виновным в разгроме войск Западного фронта. Он продолжал исступленно работать над устранением последствий поражения. Жуков сам нуждался в сильных помощниках и в Коневе он сразу увидел надежного генерала, на которого можно опереться в трудную минуту, и он решительно за него заступился, заметив Сталину, что «за одного битого двух небитых дают». По его же совету и просьбе Конев был назначен командующим Калининским фронтом, откуда начала восходить его полководческая звезда. Он быстро набирался опыта, и активными действиями его фронт сковал силы немцев, а их 9-я армия вынуждена была перейти к обороне на рубеже Селижарово — река Тьма — Калинин — Тургиново. Конев, в обращении к Сталину, докладывал, что его войска подорвали основную мощь 3-й танковой армии, но сам фронт нуждается в усилении, так как численность всех дивизий фронта не превышает 3,5 тыс. человек.[551]

Крупным мероприятием Ставки в то время было завершение подготовки новых резервных формирований на рубеже Вытегра — Рыбинск — Горький — Саратов — Астрахань, где создавался новый стратегический эшелон наших вооруженных сил. Здесь, на основании решения ГКО, принятого 15 октября, формировались девять резервных армий.[552]

Непрерывно пополняла Красную Армию сама Москва. Вслед за двенадцатью дивизиями народного ополчения на фронт ушли еще четыре московские стрелковые дивизии. Коммунистические роты и батальоны москвичей-добровольцев заняли оборону на ближних подступах к городу. Туда же были посланы истребительные батальоны, которые тоже состояли из добровольцев и прежде охраняли порядок в городе, вылавливали вражеских парашютистов и шпионов.[553]

В период с 10 по 15 октября произошла передача функции руководства боевыми действиями на дальних подступах к Москве Западному фронту: Калужский боевой участок был передан 49-й армии; Малоярославский — 3-й армии; Можайский — 5-й армии; Волоколамский — 16-й армии. Московские власти спешно формировали еще 20 танковых бригад, 16 дивизионов и полков реактивной артиллерии и ряда артиллерийских частей, и принимали экстренные меры по размещению и отправке на фронт идущих из глубины страны резервов.

Для укрепления ближних подступов к Москве 12 октября ГКО принял решение о строительстве непосредственно в районе столицы оборонительных рубежей. Главный рубеж строился в форме полукольца в 15–20 км от Москвы. Городской рубеж проходил по Окружной железной дороге. Вся система обороны на ближних подступах к столице получила наименование Московской зоны обороны, которую возглавлял генерал Артемьев.

В середине октября на отдельных направлениях создалось угрожающее положение, потребовавшее принятия чрезвычайных мер. 15 октября на основные магистрали, ведущие к Москве с северо-запада и юго-запада, было направлено 80 отрядов заграждений для минирования дорог и путей, высланы отряды минеров на железные дороги для подготовки к взрыву железнодорожных мостов, виадуков и путепроводов. С разрешения правительства 16 октября были заминированы 16 городских мостов и выставлены посты саперов, готовых к выполнению приказа, а 19 октября ГКО вынес постановление о введении в Москве осадного положения. За два дня до введения осадного положения секретарь ЦК и Московского городского комитета ВКП(б) А Щербаков, выступая по радио, сказал: «…За Москву будем драться упорно, ожесточенно, до последней капли крови. Планы гитлеровцев мы должны сорвать во что бы то ни стало».[554]