– А как же епископ? – подал голос Дрого де Борр, до сих пор проклинавший Ротель. – И Оникс, и его ученица всегда добивались поставленной цели. Что-то между ними произошло там, в лесу.

– Как бы то ни было, скоро мы опрокинем Фродоина, – самодовольно возвестил Бернат.

В тот же вечер Фродоин принял приглашение Гинкмара из Реймса, и вот они спокойно едут по живописным окрестностям Аттиньи. Епископ Барселонский с глазу на глаз открыл Гинкмару подробности битвы при Осоне, свои подозрения о гибели Саломо Уржельского и свою уверенность, что и королева Ирментруда, и граф Отгер Жиронский погибли от рук наемного убийцы, который подчинялся приказам Дрого де Борра. Фродоин добавил, что доказательств у него нет. Архиепископ выслушал его внимательно и вид при этом имел не удивленный, а встревоженный.

– Вы никогда не бывали в Марке, Гинкмар. По ней можно ехать сутками и не встретить ни души. В Уржеле люди живут в горах, держась за своих коз, а плодородные равнины вот уже пятьдесят лет лежат непаханые. Границу нужно заново заселять, это необходимое условие для закрепления власти христиан и для будущего расширения тоже. Бернату нет дела до положения его бедных подданных.

– И ты решил все по-своему, – ехидно заключил Гинкмар.

– Церковь нуждается в мире, чтобы крепнуть, прирастать новыми землями и распространять свое влияние.

– Признаюсь тебе, Фродоин, я чуть было не предложил тебя в качестве графа Уржельского. В королевстве многие епископы и аббаты управляют графствами.

– Я бы предпочел быть пастырем душ.

– Ты бы предпочел вершить чужие судьбы, оставаясь в тени.

– Не скрою, мой господин, дела мирские меня заботят. Барселонская епархия процветает, когда процветает графство. Вот бы вам посмотреть на епископский зал – он такой же великолепный, как в Реймсе, да и переустройство собора скоро будет завершено. Десятки приходских священников знают латынь. Я добился, чтобы многие церкви и монастыри, имевшие отдельных хозяев, перешли под наш контроль, а служащие там священники получили духовное образование в нашей школе. Сервусдеи сурово надзирает за тем, чтобы в долинах прекратили причащать орехами и молоком. Вот она – Церковь, которая нам нужна, а когда я покончу с мосарабским обрядом, я буду знать, что сделал более того, на что рассчитывал.

Священники долго ехали молча, пока не достигли вершины холма. Сверху открывался вид на бескрайние луга, и Фродоин глубоко вздохнул. Ему не хватало зеленых пейзажей его детства.

– Ты отправился в Барселону по наущению врагов твоего отца из числа прелатов.

– И вы нисколько этому не помешали.

– Это было озарение, Фродоин. Они желали услать подальше возможного соперника, но в тот день, когда я увидел тебя в архиепископском зале, увидел решимость в твоем взгляде, я почувствовал, что Господь предназначил тебя другой судьбе, более возвышенной и великой. И я не ошибся. Теперь ты готов.

– Готов к чему? – вырвалось у Фродоина, и он тут же подумал о повышении в церковной иерархии.

– У меня для тебя кое-что есть, епископ. – Гинкмар протянул ему запечатанный свиток.

Гордость Фродоина была польщена, однако за прошедшие годы он успел почувствовать Барселону своим собственным детищем. Он вспомнил Году. Если он покинет город, то потеряет и ее любовь – ведь душа Барселоны никогда не уйдет из города.

– Прочти.

Епископ сломал печать. Он искал глазами строки о новом назначении, но румянец быстро сошел с его щек.

– Это письмо об отлучении, – сдавленно прошептал Фродоин.

– Именно так, за грех прелюбодейства в сане епископа. Во время вигилии граф Отгер имел любопытную беседу с виконтом Асториусом. Асториус видел, как ты выходил из дворца этой женщины, Годы Барселонской. Я тебя предупреждал: откажись от нее! – Гинкмар хмуро смотрел куда-то за горизонт. – Здесь не хватает только моей подписи, и можно будет отсылать папе.

Боль мешала епископу найти слова для оправдания. Он переступил порог того дома после самого страшного испытания, и поцелуи Годы вернули его к жизни. Фродоин ничего не сказал. Он не желал больше терзаться от стыда, не желал видеть пустой взгляд своей возлюбленной. На сей раз он примет свою судьбу и свой грех.

Гинкмар ждал молча и сурово, не упрекая и ничего не требуя – так продолжалось до тех пор, пока из рощи не появилась графиня Эрмезенда в сопровождении гвардейцев епископа.

– Что это значит? – удивился молодой священник.

– Я уже тебе говорил: теперь ты готов, – торжественно произнес Гинкмар. – Готов узнать величайшую и опаснейшую тайну нашего королевства. И я предлагаю тебе уйти в сторону. Ты принадлежишь к дому Раиран, и бедность тебе не грозит, но если ты решишь нас выслушать и я разорву это письмо, ты до самой смерти будешь связан с нами обетом верности, ведь просьба о твоем помиловании исходит от графини Эрмезенды.

– Признаю, я человек слабый и грешный, но у меня есть обязательства перед Церковью.

– Сейчас тебе будет несложно дать клятву, но когда ты окажешься одиноким среди волков, твое обещание может привести тебя к постыдному концу, а меня, быть может, не окажется рядом, чтобы тебя поддержать.

Фродоин вскинул голову. Он отдал все ради своего дела и теперь не намерен отступаться.

– Вот вам моя клятва перед Господом. Говорите, архиепископ, – твердо произнес он.

Эрмезенда взглянула на Гинкмара и склонила голову:

– Мы подозреваем, что существует заговор, во главе которого стоят Бозониды, а с ними заодно и другие: маркграф Бернат из Готии и маркграф Бернат Плантапилоса.

Фродоин вздрогнул и зажмурился: вот он, ответ на все его раздумья! Ему вспомнились слова Дрого де Борра на поле битвы при Осуне. Он видел только части гораздо более сложной интриги! И неприятности еще только начинаются.

– Они собираются привлечь и влиятельного аббата Гуго де Вельфа, маркграфа Нейстрии.

Фродоин сразу понял, как далеко зашло дело.

– Вместе эти люди владеют значительной частью империи. Неужели они намерены свергнуть Карла?

– Нет. Мои доверенные информаторы сообщают, что заговорщики претендуют на нечто большее, – ответил архиепископ. – Они собираются переменить карту мира, превратить Священную Римскую империю в мозаику из независимых владений, в каждом из которых будет править свой помазанный король.

– Каролинги такого не допустят.

– То, что сейчас готовится, – не просто мятеж недовольных. Это продуманный, взвешенный план. Бозон войдет в число приближенных короля и завоюет его доверие, а тем самым он получит еще больше власти. Другие заговорщики стремятся расширить свои владения; Бернату из Готии это уже удалось, но пройдет еще много лет, прежде чем злодеи достигнут своей цели. А когда это случится, Франция, а затем и другие части империи вновь превратятся в паутину из разрозненных противоборствующих королевств.