Откинувшись на спинку стула, я рассматривала очень тонкую, очень древнюю книжицу. Часть рукописного текста размылась от времени, края были порваны и истреплены. Я осторожно перелистывала немногочисленные пергаментные страницы и вглядывалась в те редкие слова, чье значение знала.

Например, слово ferkhen — «тюрьма». Или gherkin — «продавший совесть».

Вдруг круглый витраж открылся: просто повернулся вдоль своей центральной оси, как это принято у потолочных окон. В комнату тотчас брызнуло запахами утреннего Пика Грёз: смола, сосны, пепел, тонкие блинчики из рисовой муки с бобовым соусом, зеленый чай, специи, кедры. Сквозь нижнюю щель в окно нырнул маленький белый лис, сжимающий в зубах газету.

Упруго прыгнув в центр стола, лис заставил Карланона зашипеть и с негодованием смыться в клетку к собратьям. Потом пэйярту выплюнул свою ношу, вторым прыжком перелетел ко мне на колени, затем приземлился уже на пол. Крутанулся на месте, затопил все на мгновение янтарными искрами и превратился в Тилваса Талвани. Как всегда — возмутительно элегантного, будто не он сейчас сигал по острым крышам Верхнего Города.

Так выглядит утренний спорт Тилваса: артефактор чередует нормальные человеческие пробежки с лисьими спринтами. Первые проходят по тротуарам, вторые — по острым гребням центральных крыш. После первых в Убежище (которое, на самом деле, уже скорее просто Дом) оказывается свежая выпечка, после вторых — газеты. Хозяин книжной лавки думает, что лис — это экзотическое домашнее животное Тилваса, а не сам аристократ. Никто не спешит его поправлять.

— Доброе утро, — подмигнул Талвани, ероша мне волосы и стремительно выхватывая из подвесного шкафа свою кружку.

— И тебе keenash, — отозвалась я, подглядев в пергамент.

— О? Неужели ты раздобыла учебник по рёххенлингу?..

— Ну, назвать эти жалкие листки учебником было бы сильным преувеличением, — я хмыкнула. — Но пару таинственных строк я отсюда как-нибудь выцеплю! Если расшифрую. Или если ты поможешь.

— Дай посмотреть.

Тилвас налил себе кофе, сел на стол рядом со мной и с любопытством пролистал книгу.

— Где ты ее нашла?

— В луговом святилище Дану неподалеку от Джинглберри. Если помнишь, на прошлой неделе я искала там один магический свиток, и заодно наткнулась на это. Слово ferkhen я узнаю в любом контексте, вот и прихватила. А что?

Тилвас усмехнулся. Покачал головой. Его самоуверенная тень на мраморном полу повернулась в профиль и погрозила мне пальцем.

— Джеремия, это сборник скаредных анекдотов, составленный со слов барсука груовви в тот год, когда он умудрился подружиться с одним заклинателем и в стельку напился призрачного лютгардийского вина. Я сомневаюсь, что здесь есть хоть что-то таинственное — помимо того факта, что кто-то вообще додумался это записать.

Хм.

— Тогда куплю стеклянный колпак и просто оставлю ее в Музее, как очередной элемент коллекции, — решила я.

Музеем мы называли подвал, в котором когда-то провели ритуал подселения. Если помните, еще у бывших хозяев дома он был отведен для этой роли, но Скользкие не преуспели в его заполнении. Зато мы — да.

— Ты сегодня в Сенат? — спросила я Тилваса, когда мы вышли из дома.

Талвани сейчас занимался наследием Ордена Сумрачной Вуали. В роли независимого эксперта он помогал специальному тайному комитету, организованному при Сенате, разобраться с той выжженной пустыней, что осталась на месте Ордена после двух лет правления горфуса. Никто в Сенате не знал, что у Тилваса самого рыльце в пушку (в белом пушку, ага).

С гибелью Циги Лорча никого из нас тоже не связали — мы не оставили по себе улик на острове. Однако самоубийство Лорча вызвало множество вопросов. Началось расследование, быстро раскрылось злоупотребление Лорча властью, его садизм, хищение средств в особо крупных масштабах, урон имуществу государства и прочие преступления. Стали пересматривать его старые дела, еще с тех пор, когда он был следователем Правого ведомства в Пике Волн. В том числе задним числом оправдали некую Хэвергри Лайсо.

Но я не стала менять имя обратно. Я осталась Джеремией Барк, авантюристкой, однако теперь в любой момент могла свободно ездить домой. А к моей привычной деятельности в Пике Грез скоро должно было добавиться еще одно занятие: то, по которому я скучала столько лет, которое даже снилось мне иногда — пустая сцена, проникновенный шепот, замершие на вдохе зрители...

Тилвас покачал головой:

— Я уже решил все срочные вопросы по Ордену, поэтому в ближайшее время у меня нет необходимости являться в Сенат. А просто так наведываться туда явно не стоит: мне кажется, у меня аллергия на подобные невыразительные места.

— Понимаю, — отозвалась я. — Тогда хочешь пойти со мной посмотреть на вывеску?

— Конечно. В этом и был план, — улыбнулся Талвани.

Мы поймали кэб и отправились в квартал Гильдий.

Там, на месте разрушенного старого склада, бездарно гнившего десятки лет, строился театр. От братства Полуночи до него было всего три дома.

Круглый, деревянный и с причудливой мшистой крышей, театр планировался довольно компактным, но уже стал одним из главных мест притяжения в квартале. Гильдийцы всех мастей то и дело стекались к стройке, чтобы заранее рассказать свои идеи насчет постановок — в большинстве случаев довольно неожиданные.

Впрочем, то, что собиралась ставить и играть на сцене я, удивит их еще сильнее: древние пьесы. Трагедии, восходящие к забытым временам. Мертвые языки, стихи, неповоротливые, как драконы, трепет и красота, разливающиеся по сердцу после того, как опустится бархатный занавес.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Будущий театр принадлежал братству Полуночи, а еще конкретнее — Мокки Бакоа.

Мокки действительно очень быстро вернул себе власть среди воров. С городом тоже получилось договориться: Гильдийский квартал оставит за собой свои старые льготы, если "среди этих пропащих улиц появится хоть что-то, достойное приличного общества". Например, театр.

Сейчас Мокки стоял у деревянной вывески, лежащей на земле возле стройки, и критически оценивал ее внешний вид и габариты. На вывеске был изображен закатный пейзаж в виде изумрудных скал и ниспадающих с них сверкающих водопадов. Точь-в-точь Лайстовиц.