– Здравствуй, – ласково сказал он. – Так и думал, что ты дома. Звонил на работу, там сказали, ты болеешь. Ты получила… ну, это…

– Да.

– Я пытался прозвониться по рабочему телефону в четверг и в пятницу, чтобы предупредить тебя, но не застал. Только оставил твоей секретарше сообщение, чтобы ты перезвонила, она тебе не передала?

– Нет.

А может, и да… Лиза смутно помнила, как Трикс утром в пятницу пыталась сунуть ей какую-то записочку.

– Я бы и в выходные позвонил, но работал. Сумасшедшие съемки в Глазго, модели-истерички. По двадцать часов в день.

– Ничего страшного.

– Ну… пусть даже мы оба знали, что так будет, все равно не очень-то здорово, а?

– Да, – выдавила Лиза.

– Но кому-то из нас надо было сделать первый шаг, – продолжал он, явно чувствуя себя неловко. – Честно сказать, детка, я думал, это будешь ты. Все гадал, почему ты так тянешь.

– Дела. Новый журнал и все такое.

– Ну да! Слушай, я таким дерьмом себя чувствовал из-за этих несчастных пяти примеров. Я совсем не хотел тебя хаять, ты ведь знаешь, правда? То есть тогда-то я злился, но теперь уже нет, понимаешь? Просто порядок есть порядок. Мы живем врозь меньше двух лет, и брак распался не из-за измены, поэтому надо предъявить суду какие-нибудь еще причины.

Лиза не была готова разговаривать. Она ждала, пока утихнет внутренняя дрожь. Стоило ей открыть рот, как и волнение выплеснулось бы наружу.

– Лиз, – настойчиво повторил Оливер, явно забеспокоившись.

– Я, – вымолвила она.

– Ау-у-у, – протянул он.

– Это все так грустно, – дрожащим голосом произнесла Лиза.

– Понимаю, понимаю. Кому ты это говоришь! Помолчав, Оливер спросил, будто размышляя вслух:

– А может, давай я приеду? Посидим, разберемся спокойно – и закроем тему.

– С ума сошел.

– Ничего подобного. Посмотреть, так мы оба можем порядочно сэкономить на адвокатах, если сами, например, решим, как быть с квартирой. Ты хоть представляешь, сколько будет стоить каждое письмо моего адвоката твоему? Немало, Лиз, можешь мне поверить. Ну же, детка, – не отставал он. – Мы ведь все можем сами, по-дружески. Один на один. Mano a mano.[6]– И, не добившись ответа, продолжал: – Hombre a hombre.[7]

– Ладно, – еле слышно ответила Лиза.

– Правда? Не шутишь? Когда?

– В эти выходные?

– А ты не работаешь?

– Нет.

– Так, так, так, – как-то неопределенно протянул он, но быстро взбодрился. – Постараюсь добыть билет на субботу и заодно привезу все бумажки.

– Я встречу тебя в аэропорту.

«Только одну ночь, – пообещала себе Лиза. – Одну ночь рядом с ним, а потом все!» Дальше она справится.

Она повесила трубку, не зная, что делать дальше. Можно снова лечь, но вместо этого, поддавшись внезапному порыву, она позвонила Джеку:

– Спасибо за цветы.

– Не стоит. Просто мы… я… хотели сказать, что безмерно тебя ценим и уважаем, и…

– Джек, – перебила Лиза, – извинения приняты.

– Гм… не понимаю, о чем… – Джек осекся и вздохнул. – Ладно, спасибо.

– Так что у вас там?

Ей почти удалось изобразить живой интерес. Судя по голосу, Джек моментально повеселел.

– Вообще-то куча хороших новостей. Печатаем дополнительный тираж. Не знаю, видела ли ты воскресные газеты, но фоторепортаж о презентации появился минимум в пяти изданиях, и на этой неделе нас приглашают на национальное радио. И на место Мерседес подано уже четыре заявления. Дублин – маленький город. Еще я выяснил, в каком журнале будет работать Мерседес. Это не «Манхэттен», а «Пена», подростковый еженедельник.

Может, оттого, что собрался приехать Оливер, или из-за хороших рецензий на «Колин», а может, из-за новостей о Мерседес, только внутри у Лизы что-то сдвинулось с мертвой точки, потому что на вопрос Джека: «Ты вообще на работу собираешься?» – она смогла ответить: «Да, наверное».

– Хорошо, – обрадовался он. – Значит, я могу не дописывать статью о мужских средствах по уходу за кожей. Трикс меня заставила. Тебя нет, Эшлин нет, Мерседес уволилась, теперь она у нас в «Колин» осталась за главную. Власть ей голову и вскружила.

– Через час буду!

По пути в ванную Лиза прошла мимо спальни и ужаснулась при виде царящего там запустения. Да о чем она думала? Она ведь не из тех, кто сдается без боя. Другие – да, и на здоровье. Но не Лиза – хочет она того или нет, она привыкла выживать любой ценой. Не то чтобы она совсем развеселилась, нет. Ей по-прежнему было паршиво. Но нервные срывы – это как цветные контактные линзы: одним подходят, а вот ей совсем нет.

Эшлин заворочалась в постели, достала из-под себя телефон. Уже четыре дня она спала с ним. В миллионный раз она набрала домашний номер Маркуса. Автоответчик. Потом рабочий. Голосовая почта. И, наконец, мобильный.

– Опять не берет? – сочувственно спросила Джой, вместе с Тедом дежурившая у постели подруги.

– Нет. Господи, хоть бы взял уже! Хочу получить какие-нибудь разъяснения.

– Трус паршивый! Звони, звони ему на работу. И на концерты, по мобильному. Пусть подергается, – кровожадно посоветовала Джой. – Говори в трубку всякие гадости, чтоб мало не показалось. Например, что в постели он полный ноль и член у него…

– …крохотный, – устало закончила за нее Эшлин.

– Весь конопатый, хотела сказать я, – возразила подруга. – Но «крохотный» тоже нормально.

– Нет. Не надо.

– Ладно, по телефону доставать не будем. Тогда почему бы не прийти к нему домой? Если хочешь его вернуть, надо бороться.

– Не уверена, хочу ли я его возвращать. Да и все равно шансов у меня нет. Против Клоды…

– Не такая уж она и красавица, – фыркнула Джой.

И обе как по команде повернулись к Теду. Тот залился краской и мужественно соврал:

– Точно, точно.

Медленно, скорее себе самой, чем Джой и Теду, Эшлин сказала:

– Никак не могу понять, где я поступила неправильно. Я всегда выслушивала его новые шутки. Я ходила на все его выступления. Ну, почти на все. – Один раз не пошла, и вот вам пожалуйста: он тут же подцепил ее лучшую подругу. – Я по десять раз на дню повторяла ему, что он лучше всех, а остальные юмористы – бездари.