– Вы что, издеваетесь?

– Нет! Мне показалось, что тогда, в редакции, вам было интересно.

Эшлин по-прежнему молчала, и Джек героически продолжал:

– Я подумал, вдруг вам понравится. Ничего страшного там нет, даже сырой рыбы. Все абсолютно вегетарианское – огурцы, авокадо, немножко крабов… Такой набор суши для начинающих. Я бы вам показал, как их есть…

Но, наткнувшись на недоверие Эшлин, Джек пошел на попятный.

– Ладно, я принес, а вы делайте с ними что хотите. Надеюсь, вам уже лучше. Увидимся в понедельник.

Только он ушел, в гостиную ввалились Джой с Тедом.

– Что в пакете?

– Суши.

– Суши?! Ерунда какая.

И опасливо, будто к источнику радиации, подошли к белому бумажному мешочку.

– Можно посмотреть? – наконец спросил Тед.

– Как хочешь, – пожала плечами Эшлин.

Тед достал из мешка черную лаковую коробочку и зачарованно уставился на уложенные аккуратными рядками рисовые свертки.

– Не думала, что это так выглядит, – проронила Джой.

– А тут что еще? – ткнул Тед в маленький флакончик.

– Соевый соус, – вяло пояснила Эшлин.

– А это? – заглянул он под крышку плоского лотка из пенопласта.

– Маринованный имбирь.

– А это? – показал он на комочек зеленой пасты.

– Забыла, как называется, – с неохотой созналась Эшлин, – но оно очень острое.

Еще пять минут полюбовавшись на эту красоту, Тед взял быка за рога.

– Попробую-ка я. Эшлин передернулась.

– Вот это, кажется, с огурцом. – Он сунул в рот рисовый комочек. – Так, теперь ломтик имбиря, чтобы очистить нёбо, а теперь…

– Ты все не так делаешь, – сердито сказала Эшлин.

– Тогда покажи, как надо.

Клода резво вскочила от тихого стука в окно. Ее переполняло счастье. Он пришел, он здесь. Порхнула в прихожую, отперла дверь.

– Петухи кукарекают ночью, – отчеканил Маркус.

– Тс-с-с. – Клода театрально прижала палец к губам, но и Маркус, и она все равно тряслись от смеха.

– Спят? – шепотом спросил Маркус.

– Спят.

– Аллилуйя! – Он тут же забыл о необходимости соблюдать тишину. – Теперь я могу делать с тобой все, что захочу.

Он вошел в квартиру, схватил Клоду в охапку и принялся раздевать, хохоча и то и дело натыкаясь на вешалку для верхней одежды.

– Пойдем в гостиную, – позвала Клода.

– А я хочу здесь, – капризно заявил Маркус. – На резиновых сапогах и школьных портфелях.

– Ты что, нельзя!

Он сделал такое обиженное лицо, что Клода покатилась со смеху.

– Вылитый Крейг.

Тогда он еще больше выпятил нижнюю губу, и Клода совсем зашлась от хохота.

– Нет, правда, – прошептала она, – что, если кому-нибудь из них приспичит ночью пойти пописать, а мы тут сливаемся в экстазе на полу в прихожей? Быстро, быстро в гостиную!

Маркус послушно подобрал с пола рубашку и последовал за ней.

– Сразу вспоминаю, как был подростком. Все эти прятки, оглядки… Очень возбуждает.

Дилан застращал Клоду угрозами лишить ее опеки над детьми, поэтому она твердо решила, что видеть ее в постели с Маркусом Молли и Крейг не должны. Но всю неделю Маркус горел на работе, так что дневные встречи пришлось отменить, и осталось единственное доступное для свидания время – пока Молли и Крейг спят. Что составляло примерно минут двадцать в день.

Упав на диван и сорвав друг с друга одежду, они на секунду замерли, встретившись взглядами. В этот момент Клода выдохнула:

– Я так рада тебя видеть!

Пять дней после ухода Дилана из дома прошли, словно в кошмарном сне. Совесть ни минуты не давала Клоде покоя, а тут еще дети без конца спрашивали, когда вернется папа. Все ее оставили, даже родная мать была в таком бешенстве, что не желала разговаривать. И очень пугало собственное бессилие перед хаосом, ею же самой учиненным.

Ужас отступал, только если рядом был Маркус. Он стал алмазом в мусорной куче ее жизни. Эту фразу Клода вычитала в каком-то романе – про женщину, которая открыла комиссионный магазин дизайнерской одежды, – и сейчас случайно вспомнила.

– А я рад еще больше!

Маркус окинул взглядом ее нагое тело, затем обнял и перевернул на живот. Прежде чем войти в нее, благоговейно выждал секунду. Они не занимались любовью почти целую неделю. С самой субботы на это нечего было и надеяться. После того как Крейг стукнул Маркуса красным грузовиком, он не подпускал его к маме ближе чем на метр.

– Иди ко мне, – приглушенно взмолилась Клода. Пару раз огладив себя рукою, Маркус нацелился точно в ее устье. Ничто не могло сравниться с этим первым ударом. Поскольку времени на секс вечно не хватало, он действовал стремительно и мощно: входил в Клоду, минуя фазу робких ласк, жеманства и притворного сопротивления. И если ему удавалось исторгнуть у нее тихий стон, то ли от наслаждения, то ли от боли, это раззадоривало его еще сильнее.

Но сейчас пришлось остановить мощный порыв на середине, потому что Клода напряглась, привстала и прошипела:

– Тише!

Взглянула в потолок и замерла.

– Кажется, я слышала… Нет, – опять расслабилась она. – Должно быть, почудилось.

Со второго захода Маркус сделал все, что хотел, но никак не мог отделаться от ощущения, будто у него что-то отняли. После короткого, но бурного секса они позволили себе еще один раз, уже спокойнее, и наверху была Клода.

Мокрая от пота, она лежала на нем и мурлыкала:

– Ты делаешь меня счастливой.

– И ты меня тоже, – ответил Маркус, – но знаешь, что сделало бы мое счастье еще полнее? Если б мы пошли наверх, в постель. От этого дивана всю спину ломит.

– Нельзя, ты же знаешь. Вдруг они увидят?

– Запри дверь спальни. Ну же, давай, – хохотнул он, – я с тобой на сегодня еще не наигрался.

– Да, но… А, ладно, только на ночь не останешься. Договорились?

– Договорились.

Доктор Макдьюитт был напуган: какая-то женщина ворвалась к нему в кабинет и с угрозами стала требовать прозак.[9]

– Без него мы не уйдем!

– Миссис… – доктор заглянул в список пациентов, – ах да, Кеннеди, я не могу просто так раздавать рецепты…