Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отдавай ты хотя бы сотую долю своей преданности музыке другому человеку, ты бы...
Но он так и не узнал, каким, по мнению Дарлин, он мог бы стать в таком случае, потому что просто перестал ее слушать. Отгородился от нее и начал думать об изысканных поворотах мелодии, над которой работал в то время, пока Дарлин просто не встала и не ушла из его квартиры.
Встала и ушла.
Он спустил ноги с кровати на пол и оглянулся в поисках своей одежды. Катрина ухватилась за его руку.
— Что-то не так? — спросили ее пальцы. — Что я сделала неправильно?
— Ничего, — ответил он. — Ты ни в чем не виновата. Ничего не случилось. Просто я... Я пойду, ладно?
— Пожалуйста, — умоляла она. — Скажи мне...
Но он повернулся так, чтобы не видеть ее слов. Оделся. Задержался у двери спальни, едва не поперхнувшись словами, которые просились наружу. Окончательно повернулся к ней спиной и ушел. Из комнаты. Из квартиры. От нее, плачущей на кровати.
Когда немного погодя Люсия вернулась домой, она застала заплаканную Катрину в спальне, где та в одной футболке сидела на кровати и глядела в окно, не желая или не в силах разговаривать. Так что она немедленно предположила самое худшее.
— Ах он сукин сын, — начала она. — Так и не появился, да? Зря я тебя не предупредила, какой он козел.
Но руки Карины ответили:
— Нет. Это не его вина. Просто я слишком много хочу.
— Так он здесь был? — спросила Люсия.
Она кивнула.
— И вы поругались?
Плечи поднялись и опустились в ответ, точно говоря «что-то вроде», и Катрина снова заплакала. Люсия обняла ее. Плохая замена, конечно, уж она-то знала, самой доводилось испытать то одиночество, от которого страдала сейчас Катрина, но ничего другого предложить не могла.
Мэтт пошел и сел на паром, который ходил из города на Волчий остров, словно, отправившись туда, надеялся завершить какой-то ритуал, суть которого ни Катрина, ни он не успели определить. Он стоял у края борта на верхней палубе, где ветер дул ему в лицо, и вспоминал слова давно забытой баллады, просто чтобы прогнать все мысли о людях, об отношениях с ними, о сложностях, которые при этом возникают, о Катрине.
Но в сумеречном небе и в пенной полосе за кормой, и позднее, на острове, в тенях, крадущихся по газону, и в росчерках древесных ветвей на небе он видел только ее лицо. И все слова всех песен в мире не смогли бы избавить его от чувства вины, которое льнуло к нему, как репей к свитеру после прогулки по осеннему полю.
Он остановился у статуи русалочки, и, разумеется, даже у нее было лицо Катрины.
— Я не просил ее начинать, — сказал он статуе слова, которые должен был сказать еще в спальне Люсии. — Так почему же, черт возьми, я чувствую себя таким виноватым?
Старая история, подумал он. Всё и все вечно хотят завладеть хотя бы частью твоей души. А если это не удается, они заставляют тебя расплачиваться чувством вины.
— Я не пустышка, — сказал он статуе слова, которые должен был сказать Дарлин. — Просто я не могу дать то, чего от меня хотят.
Статуя по-прежнему сидела, устремив взгляд на озеро. Сумерки тянулись невыносимо долго, потом солнце полностью опустилось за горизонт, и вдоль дорожек острова зажглись фонари. Мэтт повернулся и зашагал туда, где ждал паром, чтобы увезти его назад в Ньюфорд.
С Катриной он не встречался два дня.
— Прости меня, — были ее первые слова, пальцы задвигались прежде, чем он успел заговорить.
В среду, далеко за полдень, он стоял в подъезде перед дверью в квартиру Люсии, сам не зная, зачем он туда пришел. Чтобы попросить прощения. Объяснить. А может быть, попытаться понять.
— Ты ни в чем не виновата, — сказал он. — Просто... все произошло слишком быстро.
Она кивнула.
— Хочешь войти?
Мэтт посмотрел на нее внимательно. Босая, она стояла в раме двери. Лившийся сзади свет превращал ее цветастое платье в паутину, подчеркивая форму тела под ним. Волосы у нее были теплого золотого цвета. Ему вспомнилось, как она лежала тогда на кровати, разомлевшая, сияющая от любви.
— Может, лучше сходим куда-нибудь? — предложил он. — Погуляем или где-нибудь посидим?
— Я только туфли надену.
Он повел ее к озеру, где они гуляли сначала по набережной, потом по пирсу до тех пор, пока толпа не сделалась слишком густой, а тогда спустились на пляж и сели прямо у воды. Его голос и ее пальцы почти все время молчали. Говорили они только о самых колоритных персонажах, которые делили с ними пляж: придумывали истории их жизни, говоря руками, чтобы их не подслушали, и веселились, стараясь перещеголять друг друга в самых немыслимых подробностях.
— Где ты научился языку жестов? — спросила она его в какой-то миг.
— Мой кузен глухой, — ответил он, и чем дольше они говорили, тем ловчее двигались его пальцы, вспоминая привычные когда-то движения. — Наши родители дружили, так что мы часто встречались, и поэтому все в нашей семье умеют говорить руками.
Обедали они в кафе «У Кэтрин». Потом пошли в «Совиную ночь», еще один фолк-клуб Ньюфорда, только располагался он прямо на территории университета Батлера, в студенческом центре. На сцене был Гарв Маккаули, он играл на гитаре и печальным голосом пел, в основном собственные песни.
— Ты гораздо лучше, - сказала Катрина Мэтту после первых двух-трех песен.
— Просто другой, — ответил он.
Катрина только улыбнулась и покачала головой.
Когда концерт закончился, он отвез ее назад, в Верхний Фоксвилль, и оставил у дверей Люсии, целомудренно поцеловав на прощание.
В четверг вечером они пошли смотреть пьесу в Стэндише, небольшом концертном зале, который пробавлялся тем, что предоставлял свою сцену то музыкантам, то труппе репертуарного театра. Катрина была зачарована. Она никогда раньше не видела живых актеров, да и вообще многое в этом мире, где она вдруг оказалась, было ей в новинку, а уж тем более в компании Мэтта.
Было чуть больше одиннадцати, когда они вернулись домой. Люсия куда-то ушла, так что вся квартира была в их полном распоряжении, но когда Катрина пригласила Мэтта зайти, тот стал отнекиваться. Катрина ничего не поняла из его сбивчивых и невнятных объяснений. Ей было ясно одно: дни уходят. Субботний вечер, последний назначенный ведьмой срок, был уже недалек и приближался со страшной скоростью.
Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб, как в прошлый вечер, она подняла голову, и их губы встретились. Поцелуй длился долго, их языки ласкали друг друга. Она прижалась к нему, ласково провела руками по его спине, но он отшатнулся, и в глазах его мелькнул страх.