Он нахмурился, глядя на нее, потом развернул папирус, озадаченно выпятил нижнюю губу и, отступив к трону, сел. Эйе незаметно подал знак, и тут же для Тейе подвинули кресло, в которое она с благодарностью опустилась. В комнате наступила тишина, слышалось лишь монотонное бормотание Мериры. Эхнатон прочел свитки, велел жрецу замолчать, потом прочел их снова. Закончив, он уронил их на пол. Он уже тяжело дышал. Его взгляд скользнул по застывшим в ожидании лицам, вдруг он закрыл один глаз и поморщился, но судорога прошла.

– Как может Азиру так поступать? – жалобно спросил он. – Разве он ничему не научился за месяцы пребывания здесь? Когда он уезжал, я обнимал его, как брата, я проливал слезы любви в его объятиях! И не успели рабы прибраться в доме, который я предоставил ему, как он уже обратился к хеттам. – Он закрыл рот рукой, и его вытянутые черты исказились от боли.

Мериатон подошла к нему и мягко отняла его пальцы от лица, целуя их.

– Отец, несмотря на твою великую веру, мир не понимает тебя, – произнесла она. – Возможно, никогда не поймет. Азиру не способен видеть воплощение Диска. Он видит только правителя, который был прежде могучим защитником, а теперь возлюбил мир, тогда как только война с хеттами спасет Амурру от разграбления. Ты не должен винить его.

– Как может он стоять в храме и не слышать голоса Атона, вещающего моими устами? Это наказание мне. Снова я согрешил против бога, но не знаю, в чем!

В его последних словах звучало сознание вины. Эхнатон выпрямился на троне, потом склонился, уперев локти в рыхлые колени и спрятав лицо в накрашенные ладони.

Мериатон неуверенно взглянула на Тейе.

– Если позволишь, божественный, я могу сказать тебе, в чем, – произнесла Тейе. – Ты воздерживался от действий, потому что не желал причинить зло никому из живых существ под властью Атона, но, поступая так, ты подвергал опасности обитель самого бога. Стая голодных львов тайно бродит вокруг Египта, и скоро они перепрыгнут границы и придут сюда, в Ахетатон. Если Египет падет, свет Диска померкнет. Сейчас не время для мира. Твой бог сейчас нуждается в защите!

– Нет! – Эхнатон выпрямился и высвободил руку из рук дочери. Пальцы потянулись к пекторали, висевшей на его груди, и он принялся дергать и крутить золотые нити. – Дело в Нефертити. Я бессердечно прогнал ее, я поспешил. Я должен вернуть ее, восстановить ее, я ошибся…

– Божественный, ты не ошибся. – Хоремхеб выступил вперед. – Послушай свою императрицу, богиню, которая всю твою жизнь делилась с тобой своей мудростью. Азиру вторгся на землю Амки, без сомнения, с людьми и оружием, предоставленными ему Суппилулиумасом, этим безжалостным врагом всей истинной религии. Между Амки и самим Египтом лежит только Ретенну. Ради бога, который почтил Египет своим первым откровением, который снизошел сам, чтобы воссесть своим воплощением на троне Гора, не позволь иноземцам осквернить эту землю!

– Египет еще силен, – раздался низкий, хорошо поставленный голос Эйе. – Наши солдаты разжирели и обленились, но через несколько месяцев они будут готовы выступить в поход. Есть еще офицеры, способные повести их за собой. Не шли Азиру никаких сообщений, Гор! Нанеси удар немедленно и неожиданно. Дай этим зверям ощутить вкус настоящей войны.

Мериатон склонила голову ему на плечо.

– Послушай их, муж мой! Они говорят истину.

Он обнял ее и уткнулся в ее шею.

– Я так устал. – Голос звучал приглушенно, но в нем слышалось неприкрытое страдание. – Ночью мои сны полны ужаса. Смерть идет ко мне, демоны отмщения, ужасной тьмы Дуата. Лицо Нефертити склоняется надо мной, и я тянусь к ней, и просыпаюсь, дрожа от страха. Днем я вижу согбенные спины своих подданных. Их лица скрыты, но я знаю, что если застать их врасплох, прежде чем они поднимутся, то я увижу, что окружен существами без сердец и без лиц. Если я подведу бога, я долго не проживу.

– Так не подводи его. – Тейе старалась, чтобы ее голос оставался спокойным, глядя, как Мериатон по-детски старается утешить отца. – Проснись, Эхнатон. Возьми свой скимитар.

– Я не знаю как!

– Хоремхеб сделает это за тебя. Прикажи ему!

Он скорчился.

– Я не могу!

– Дорогой племянник, ты должен, – с нажимом сказал Эйе. – Пожалуйста.

– Уходите все. Я подумаю об этом. Убирайтесь! Мериатон, приведи врачевателя!

Хоремхеб пожал плечами. Тейе глубоко, протяжно вздохнула и с трудом поднялась. Теперь, когда его любовь принадлежит Мериатон, они будут неустанно повторять попытки и, в конце концов, победят. Если боги будут милостивы и дадут им достаточно времени.

В первый месяц нового года, четырнадцатого года правления Эхнатона, Мериатон родила девочку. Фараон назвал ее Мериатон-Ташерит – Мериатон-младшая, и отметил благополучие матери и дочери торжественными церемониями во дворце и храме. Мериатон вскоре поднялась с постели и снова появилась рядом с фараоном, но теперь она будто утратила часть своей живости. Она была бледна и задумчива, подвержена внезапным приступам раздражительности, которые заканчивались слезами, она не проявляла интереса к дочери. Девочка была здоровая, пухленькая, похожая на нее, но Мериатон, назначив нянек присматривать за ней, спокойно отвернулась от младенца. Она снова делила ложе с фараоном, и Тейе, пристально наблюдая, как во время вечерней трапезы Эхнатон покрывает ее чело поцелуями и заталкивает фрукты в печально искривленный ротик, задумалась: что если Мериатон почему-то вообразила, что рождение ребенка знаменует конец ее супружеских обязанностей?

Вскоре после родов в палату внешних сношений пришло сообщение о том, что Суппилулиумас подписал дружественное соглашение с Шаттивасой, наследником Тушратты в Митанни, и теперь затаился, без сомнения, удовлетворенный еще одним завоеванием. Он мог себе позволить ждать и тщательно планировать дальнейшие действия. А Тейе чувствовала, что Эхнатон слабеет. Он отгораживался от нее участившимися изнурительными приступами головной боли и тошноты. Они с Мериатон, Хоремхебом и Эйе все-таки вырвали у него позволение привести армию в полную боевую готовность, хоть он бранил их, обвинял в предательстве. Пограничные отряды по-прежнему осуществляли постоянное патрулирование, но подразделения регулярных войск давно сократились в численности и потеряли боеспособность. Хоремхеб объявил воинский призыв, строительство новых казарм, принялся приводить в порядок оружие и колесницы, и скоро его командиры уже смогли начать муштровать новобранцев. Тейе с удовлетворением понимала, что весть о том, что Египет зашевелился, очень скоро достигнет ушей Суппилулиумаса. Как эхо давно отзвучавшего голоса, ей стали приходить письма из Фив с просьбами лично подтвердить слух о реорганизации армии. Тейе выслушивала послания с чувством, которое было сродни страху. Малкатта казалась ей не только далекой, но и уже погребенной в прошлом. Я тоже была покорена необыкновенным очарованием, пронизывающим Ахетатон, – осознавала она. – Как давно я в последний раз беспокоилась о благополучии других городов? Время, кажется, остановилось здесь, но что происходит в Ахмине, Джарухе, Мемфисе? Чары, которые заканчиваются за чертой, там, где трава уступает место враждебной пустыне, сделали меня пленницей, слепой и глухой к нуждам внешнего мира. Я намеревалась заняться казной, но так и не сделала этого. Я тревожилась о тонком ручейке податей, который с тех пор высох совсем. Что случилось со мной? Держа в руках свитки, скрепленные печатью Амона, она будто увидела призрак. Императрица тут же послала за казначеем.