«Они мерзкие».

«Я знаю, Behach Éan».

От меня не укрывается вздох, который слышится в его голосе, и хотя меня отделяет от ворона, должно быть, половина поместья, меня немного успокаивает то, что я могу его слышать.

— Вон! Вон из моего дома, ты грязная маленькая… маленькая…

— Полурослик? — предлагаю я.

— Отродье! — визжит она так громко, что её слышно во всей Тареспагии.

Вокруг становится так тихо, что я слышу, как лопаются пузырьки в хрустальных графинах с фейским вином. Я также слышу, как белая хлопковая ткань скользит по коже Данте, когда он скрещивает руки.

— Отродье, — повторяет попугай.

— Довольно, — говорит Данте.

Я приподнимаю подбородок, радуясь тому, что Данте заступился за меня, хотя он всего лишь отчитал попугая.

— Довольно, Фэллон, — тихо повторяет он.

Я поднимаю на него глаза и замечаю усмешку на губах Домитины.

То, что Данте встал на сторону моих злобных родственников, ощущается как пощечина.

— Спасибо, Принчи, — Ксема складывает руки на набалдашник своей трости.

Вставки между камнями песчаника, сделанные из расколотых ракушек, расплываются у меня перед глазами. Я моргаю, а затем поднимаю пальцы к воротнику кителя Данте и расстегиваю пуговицу.

— Мне неожиданно сделалось слишком жарко, Альтецца.

Он не забирает у меня военный мундир, который болтается между нами у меня в руке.

Может быть, теперь, когда он касался моей кожи, Данте считает его грязным?

— Стоит ли мне его сжечь, или достаточно постирать?

— Фэл, хватит. Ты ведешь себя… ты ведешь себя точно сама не своя.

Только это не так. Я говорю то, что думаю и чувствую.

— Прости, если тебе больше нравится, когда я веду себя, как половик.

— Я не это имел в виду.

Я слышу, как Викториус бормочет, что у меня, должно быть, месячные, из-за чего на него начинают таращиться все присутствующие женщины, включая его будущую жену. Я, вероятно, улыбнулась бы, если бы моё эго не было задето.

В итоге я бросаю белый китель на кусок дерева, отёсанный ветрами.

«Прости, Морргот, но я больше не могу здесь оставаться».

Я начинаю разворачиваться, как вдруг толпа, которая сомкнулась после прохода Ксемы, снова расступается, но на этот раз ради двух мужчин. На одном из них надета корона, а челюсть украшает размазанный след от помады, взгляд другого выражает полнейшее отвращение.

— Фэллон Росси! — восклицает Марко, за которым следует Юстус. — Мне показалось, что я услышал твой воодушевлённый голос.

Оба мужчины проходят мимо моих негостеприимных хозяев, и хотя король улыбается, на лице моего деда нет улыбки. Он бросает на меня сердитые взгляды, а его рука покоится на рукояти меча, который он без сомнения хочет вонзить в моё тело.

В какой же забавной семье я родилась…

— Где она пряталась? — спрашивает Марко у своего брата.

— У ворот.

Данте сдвигается, словно всё это внимание, направленное на него, заставляет его чувствовать себя неловко.

— Ворот? Каких ещё ворот?

— Тареспагии.

Лицо Марко расплывается в улыбке.

— Это самое ужасное место для того, чтобы прятаться, синьорина Росси.

— Я не пряталась.

— Тогда, расскажите нам, ради святого Люса, что вы делали у ворот?

— Я ждала, когда меня пропустят. Хотела перед своим погружением в море познакомиться с женщинами семьи Росси, о которых я была так наслышана.

Его глаза останавливаются на моём лице, после чего скользят в сторону Данте. Мне хочется отступить ещё на шаг от его брата. На много шагов.

— Спасибо за помощь, брат. Теперь ей займусь я. Иди, наслаждайся праздником и Алёной.

Я сжимаю челюсти, когда он упоминают принцессу Глэйса.

Данте расправляет плечи, и его тело замирает.

— Я уверен в том, что Алёна может пока развлечься самостоятельно.

Марко подходит ближе к своему брату и шепчет что-то, что заставляет спину Данте выпрямиться. Как бы мне хотелось иметь такой же острый слух как у Морргота.

«Ты слышишь, о чем они говорят?»

Я не получаю ответа.

«Морргот?»

И опять ничего.

Страх проникает мне под кожу и заставляет её покрыться мурашками.

Я пристально смотрю в темноту, которая сверкает за открытыми дверями, пульс стучит у меня в горле. Что-то не так. Либо наше средство коммуникации больше не работает.

Я молюсь всем богам, включая богов воронов, чтобы именно это было причиной того, почему Морргот неожиданно замолчал. Но моя теория рассыпается, когда я замечаю двух стражников, которые бегут по дорожке.

— Простите, что прерываем, ваши Величества, — говорит один из них, задыхаясь, — но у нас проблема.

ГЛАВА 62

Король поднимает пылающий взгляд на двух вспотевших стражников.

— Ну, говорите!

Данте поворачивается к посланнику.

— В чем дело, Роберто?

Роберто обводит взглядом помещение и задерживается на мне чуть дольше, чем на всех остальных.

«Морргот?» — шиплю я у себя в голове. Я уже готова броситься в рощу, хотя и понятия не имею, где она находится, как вдруг сквозь адреналиновый шум до моих барабанных перепонок доносится серия бессвязных слов: Исолакуори. Напали. Эльфы только что прибыли с новостями.

Марко отрывает свой яростный взгляд от Роберто и другого солдата и резко переводит его на своего брата.

— Я поручил тебе всего одно задание, Данте. Одно. Мать его. Задание. И что ты делаешь? Ты его проваливаешь.

И затем он бормочет себе под нос:

— Бездарность.

Более слабый человек мог бы вздрогнуть, но Данте остается невозмутимым, подняв подбородок вверх.

— Кто это сделал?

— Люди, — другой стражник выплёвывает это слово так, словно это самое мерзкое слово в люсинском словаре.

— Люди? — повторяет Марко, словно его поразило то, что у людей есть силы восстать.

Данте разворачивается к стражнику, и бусины на его длинных косичках звенят.

— Как им удалось пройти мимо Даргенто и королевской стражи?

— Отвлекающий маневр, сир. Стая змеев атаковала лодки в гавани. Начался хаос. Они потопили три лодки прежде, чем капитану удалось их отогнать.

Все взгляды обращаются на меня. Они думают, что это я приказала им напасть? Я стою прямо перед ними.

Мой дед обходит короля и рявкает:

— Если я узнаю, что это твоих рук дело, Фэллон…

Его угроза повисает в мёртвой тишине вестибюля.

— Я вас умоляю, — я закатываю глаза. — Если бы я решила потопить королевский флот, нонно, я бы убедилась в том, что вы находитесь на борту одной из лодок.

Хвостик Юстуса начинает покачиваться из стороны в сторону, словно маятник, когда он поднимает голову.

— Что за демона породила твоя дочь, сын мой? — визжит Ксема.

Её оскорбление отражается от каждого гранёного камня и каждой сверкающей ракушки, что украшают около дюжины люстр, купающих огромное помещение в волшебном свете фейских огней.

— Это ты приказала им напасть, Фэллон? —