Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Рассказывай, что случилось, — велела Бенгата, бросив на меня мимолётный взгляд.
Я замешкалась, не зная с чего начать. Рассеяно опустила тряпку в миску — вода тут же окрасилась в алый, — и вновь приложила ее к разодранной шее. Боль отрезвила, придала ясность мыслей и слова полились сами собой, словно стремились как можно скорее покинуть мой тесный от скопившейся тревоги разум.
Моя история оказалась короткой: она началась в тот момент, когда телега Гедрика с тихим скрипом нагнала нас на пути и закончилась там, где меня впервые нашла Бенгата. Я не стала рассказывать ни о своём появлении в Гехейне, ни о побеге из Эллора, ни о злоключениях, случившихся на пути — всё это казалось таким далёким, ненастоящим, неважным. Лишь упомянула о том, что мы пришли в Ксаафанию в поисках ведьм, поведала о гостеприимстве Ирьи, доброте Гедрика, а также злобе и жадности Эда, приведших к беде.
Пока я говорила, старуха погрузилась в раздумья, сосредоточенно орудуя иглой, — оплавленные серебряные звенья одно за другим падали в миску и медленно опускались на дно, оставляя в воде алый дымчатый след. Шеонна сидела всё так же неподвижно. Прижавшись плечом к стене, подруга не отрывала взгляда от широкой щели меж запертых оконных ставень за которыми изредка мельтешили тени — несмотря на то, что Бенгата велела всем разойтись по домам, послушались её не многие.
Кто-то постучал в дверь. Недовольно ворча под нос, старуха неспеша поднялась с табурета и вышла за порог.
Шеонна не проявила интереса ни к незваному гостю, ни к голосам, зазвучавшим на улице. Моё сердце сжалось от тоски. Никогда прежде мне не приходилось видеть подругу такой подавленной и недосягаемой. Я всё острее ощущала своё бессилие: не знала, как помочь, как вернуть прежнюю Шеонну, как возродить в ней тот огонёк, который никогда не позволял мне отчаиваться, опускать руки и останавливаться, какой бы трудной не была дорога и сколько бы боли она не причиняла.
Если однажды Шеонна перестанет верить — я не справлюсь.
На мгновение на задворках сознания забрезжил неприятный вопрос: если Шейн умрет, станет ли Шеонна вновь веселой и жизнелюбивой? Забудет ли о своей потере, как забыла о Велизаре Омьене? Но стоило подумать о смерти друга, как внутри всё похолодело, и я потрясла головой разгоняя предательские мысли.
Тем временем на улице какая-то женщина елейным голоском пыталась выведать у Бенгаты о чужаках и упорно навязывала свою помощь. Старуха грубо оборвала поток осыпающихся на неё вопросов и спровадила незваную гостью прочь, напоследок напомнив, как порой Болота наказывают тех, кто сует свой любопытный нос за порог чужой хижины.
— И всё же вам очень повезло, — заключила Бенгата, заперев дверь и вновь усевшись за стол. — Последние семь дней туман затапливает болота до самых сосновых макушек и, если бы сегодня он неожиданно не развеялся, мы бы ничего не заметили — ни беспокойства в воде, ни птиц, напуганных выстрелами.
— Да уж повезло, — с досадой прыснула я, избегая смотреть на старуху.
— Повезло, — строго повторила она. — Болота спасли вас и вашего парня даже после того, что вы сотворили.
Хмурая тень упала на лицо Бенгаты. Казалось, ей стоило больших усилий сдерживать свои мысли, чтобы не разразиться нравоучительной речью или не засыпать нас вопросами о том, что я предпочла сохранить в тайне. Не сомневаюсь: она видела не только дым над деревьями, но и пламя, которое внезапно взвилось к темнеющим облакам и так же внезапно отступило, словно отозванный пёс, оставив после себя черную рану посреди чащи — его происхождение не могло не беспокоить старуху, как и кот, спящий на моих коленях. Она изредка поглядывала на Эспера, но тут же отводила глаза, словно боясь, что в них вопьются острые когти зверя, если любопытный взгляд задержится на его рыжей шкуре слишком долго. И поджав бледные, покрытые сетью трещин иссохшие губы, она не позволяла сорваться с них ни одному вопросу.
Бенгата закончила с ранами Шеонны: забинтовала её запястье и нанесла горько пахнущую мазь на разбитую скулу и губы. После чего обработала мою шею все той же зеленоватой вязкой субстанцией, больше похожей на болотную грязь, и уже забирая миску с водой, вопросительно кивнула на мои ладони. Серые повязки были обильно пропитаны кровью.
— Я не ранена… Это не моя кровь, — ответила я.
— Тогда зачем они тебе? — проскрипела старуха.
Я не нашлась с ответом, лишь рефлекторно сжала кулаки и спрятала под столом.
— Понятно, — хмыкнула Бенгата.
Она медленно зашаркала к противоположной стене, отодвинула штору, разделяющую комнату, и распахнула шкаф. Раздался болезненный треск, с которым рвалась старая ткань, и вскоре на столе перед моим носом, словно иссушенные временем змеи, свернулись две серые застиранные ленты.
— Держи. Нечего нервировать духов запахом крови, от неё дуреют и приходят в ярость даже самые безобидные.
Вооружившись деревянным половником, Бенгата отвернулась к камину и принялась мешать варево в чугунном котелке. Спрятав руки под столом от любопытного взгляда, который старуха изредка бросала в мою сторону, я сменила повязки, а после отправила окровавленные ленты в огонь.
❊ ❊ ❊
Время тянулось нескончаемо долго.
Казалось, ночь пришла в Даг-Шедон из самих Болот: вязкая чернота бесшумно вынырнула из воды, просочилась меж досок подвесных мостов, растеклась чернильным пятном по платформам, вскарабкалась по бревенчатым стенам, перетекла на древесные кроны и куполом сомкнулась над крышами, погасив бледный лунный свет. Деревню затопила непроницаемая тьма, смолкли птицы и людские голоса, предостерегающе замерли невидимые зверьки, скребущие в соломе над головой. И в этой звенящей тишине внутренний голос страха звучал оглушительно громко, распыляя возрастающую с каждой минутой тревогу о Шейне.
Поначалу Бенгата пыталась отвлечь нас разговорами, но вскоре сдалась перед непреступным молчанием, за которым пряталось болезненное беспокойство.
Старуха разлила по тарелкам горячий кислый суп. Я с трудом проглотила несколько ложек, заглушив страдальческое урчание живота, а Шеонна даже не взглянула в сторону еды. Подперев голову рукой, она, как и прежде смотрела в окно — распахнутое настежь с тех пор, как наступила ночь и любопытные сельчане разошлись по домам.
Внезапно подруга вскочила со скамьи и ринулась к двери, резко распахнув. На пороге изумленно замер высокий бородач с занесенным для стука кулаком. Я узнала мужчину — он был среди тех, кто унес Шейна к знахарке.
— Мой
