Доктор оторвал взгляд от медкарты, посмотрел на меня, затем на Фрэнка, потом снова на меня. Его лицо искривилось от смущения, а глаза холодно изучали меня, словно на моем лбу было написано «блудница».

Фрэнк, слава богу, заметил взгляд доктора и спокойно сказал:

– Моя жена овдовела, я удочерил Бри еще малышкой.

Доктор тут же растаял, а Фрэнк крепко схватил меня за руку за складками моей юбки…

Послышался какой-то звук – это Роджер позади меня поднялся. Я обернулась, и он улыбнулся.

– Кровь не важна, – тихо сказал Роджер. – Он мой сын.

– Да, – ответила я, и к горлу подступил комок. – Знаю.

Мгновение тишины нарушил громкий треск, и я испуганно оглянулась. Мимо моих ног пронеслись перья индюшки, и Адсо, застигнутый на месте преступления, выскочил из кабинета с огромным опахалом в виде откушенного крыла, зажатым в зубах.

– Ах ты, кровожадный котяра! – крикнула я.

С востока дул холодный ветер; Роджер слышал, как он с воем носится мимо потрескавшейся стены прямо у его головы, как шумят и скрипят сгибаемые ветром деревья за домом. Внезапный порыв ударил в промасленную шкуру; она с треском надулась и соскочила с одной стороны окна, которое прикрывала, и сквозняк со свистом смел бумаги со стола и едва не потушил свечу – пламя пугающе пригнулось.

Роджер поспешил убрать свечу от греха подальше, затем рукой прижал шкуру к окну и обернулся посмотреть, не проснулись ли от шума жена с сыном. Шелохнулась кухонная тряпка, висевшая на гвозде у очага, слегка загудела кожа на бойране, в прикрытом очаге вдруг вспыхнул язык пламени. Холодный воздух коснулся щеки Брианны.

Она пошевелилась, но лишь сильнее закуталась в лоскутные одеяла, блеснули растрепанные сквозняком рыжие пряди. Тележка, в которой теперь спал Джемми, стояла за большой кроватью, и из того угла не доносилось ни звука.

Роджер наконец выдохнул и, покопавшись в чаше, где хранился всякий полезный хлам, достал гвоздик. Он вбил его на место основанием ладони и заглушил сквозняк – теперь холодный воздух слегка просачивался из-под шкуры. Роджер начал собирать разлетевшиеся бумаги.

«Вернется ли Телфер?

Сделаешь ли ты хоть что-нибудь для меня?»

Стирая с пера засохшие чернила, Роджер мысленно повторял эти слова, которые в его голове звучали надтреснутым голосом старого Кимми Клеллана.

Это была песня «Джейми Телфер из Фэйр-Додхед» – одна из древних баллад о разбойниках с бесконечными куплетами и десятками версий, но во всех рассказывается о попытках Телфера, живущего на границе Шотландии и Англии, собрать друзей и родню, чтобы отомстить за нападение на его дом. Роджер знал три варианта песни, а у Клеллана был еще один – с совершенно другим сюжетом относительно Уилли, кузена Телфера.

«Клянусь телом моим, – сказал Уилли Скотт.

– Клянусь тебе шкурой теленка!»

По словам Кимми, он пел самому себе одинокими вечерами или развлекал хозяев, разделявших с ним очаг. Он помнил все песни своей юности, проведенной в Шотландии, и с радостью пел их столько раз, сколько люди были готовы слушать.

В большом доме с удовольствием послушали пару-тройку песен из репертуара Клеллана, на четвертой начали зевать и засыпать, после чего пробормотали извинения и с сонным взглядом разошлись по спальням, оставив старика на Роджера, который наливал ему виски и просил спеть снова, чтобы получше запомнить слова.

Правда, память – штука непредсказуемая, подверженная случайным провалам и непроизвольным домыслам, которые занимают место фактов. Важные вещи лучше доверять бумаге.

«Я не дам скоту вернуться,

Не ради твоей любви и не из страха…»

Перо поскрипывало, захватывая слова одно за другим и прижимая их к листку, будто светлячков. Мышцы Роджера свело от холода и долго сидения за столом, но он был настроен записать все новые куплеты, пока они не забылись. Мало ли, вдруг утром Клеллана съест медведь или на голову ему упадет камень – несмотря на это, Уилли, кузен Телфера, будет жить.

«Но я уведу скот Джейми Телфера

Назло всем шотландцам, что…»

Видимо, в фитиле попался какой-то надлом, и свеча зашипела. Свет, падающий на лист бумаги, дрогнул и заколыхался, пламя свечи превратилось в мерцающего синеватого карлика, будто вдруг погасло миниатюрное солнце, и написанные слова скрылись в тени.

Роджер бросил перо и, выругавшись себе под нос, схватил глиняный подсвечник. Он слегка подул на фитиль, надеясь оживить пламя.

– «Но Уилли ударили по голове», – бормотал Роджер и дул на свечу, бормоча слова песни, чтобы не забыть их. – «Но Уилли ударили по голове/И меч прошел сквозь шлем/ И Харден в гневе зарыдал /Когда Уилли убитый на земле лежал…».

Оранжевым венцом с рваными краями пламя ненадолго поднялось, подпитываемое дыханием Роджера, однако стало вновь затухать, несмотря на старания Роджера, пока не превратилось в раскаленную докрасна точку, которая насмешливо померцала пару секунд и исчезла, оставив в полумраке комнаты лишь белый дымок и запах горячего воска.

Роджер снова выругался, на этот раз немного громче. Скрипнула шелуха кукурузных початков – Брианна заворочалась и, подняв голову, что-то сонно спросила.

– Все в порядке, – хриплым шепотом ответил он, с тревогой глянув на тележку углу. – Просто свеча погасла. Спи.

«Но Уилли ударили по голове…»

– Хн-н. – Со вздохом Брианна плюхнулась на подушку из гусиного пуха.

Джемми, будто заводной, тоже высунулся из одеял, огненно-рыжий пушок на голове выделялся на фоне тусклого мерцания очага. Он издал не плач, а скорее озадаченный звук, говорящий о некой срочности, и не успел Роджер сдвинуться с места, как Брианна ракетой выскочила из постели, достала мальчишку из-под одеяла и, придерживая его одной рукой, другой стала возиться с его одеждой.

– Горшок! – рявкнула она Роджеру, вслепую показывая куда-то босой ногой и сражаясь с вещами Джемми. – Достань горшок! Подожди чуть-чуть, мой хороший, – вдруг заворковала она, обращаясь к Джемми. – Со-о-всем чуть-чуть, сейчас…

Настойчивый тон Брианны заставил Роджера немедленно покориться – он упал на колени и начал водить рукой в черной дыре под кроватью.

«Уилли ударили по голове… а затем… по коленке? по башке?» Роджер растерялся, и какой-то отдаленный бастион его памяти крепко уцепился за песню, которая не переставала крутиться в голове. Правда, только мелодия – слова начали быстро забываться.

– Вот! – Роджер нашел глиняный горшок, случайно задел им ножку кровати – слава Господу, не разбился! – и толкнул его по полу в сторону Бри.

С довольным вскриком она быстро усадила уже раздетого Джемми на горшок, и пока Брианна бормотала слова ободрения, Роджер пытался в полутьме нащупать свою упавшую свечу.