Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Купить, Евлаша, кого угодно можно, – заверил многоопытный пройдоха. – Только стоят все по-разному. Один и за копейку маму родную продаст. Другой, подобно Иуде, в тридцать сребреников обойдется, а царь-батюшка от казаков целое царство получил. За такую мзду и про погибель Одоевского можно позабыть.
– И что, Сибирь действительно богатая страна? – неожиданно поинтересовался сотник, при этом в глазах его полыхнула уже не ревность, а алчный блеск.
– На редкость, даром, что ли, мои хозяева туда стремятся. Копейки ж нищему не подадут, но тут не поскупились Ермака нанять с целым войском.
– Так, может быть, и мне туда податься? Ванька Глухов меня звал, их с князем Болховским государь наместниками в эту самую Сибирь посылает, а Ванька ж воевода только на словах. Он не то, что пушечной пальбы, скрипу тележного боится, без помощника из настоящих воинов ему никак не обойтись.
– Верно мыслишь, Евлампий, – оживился соглядатай. – А там, глядишь, и я к тебе переберусь, надоело до смерти служить купчишкам. Вместе б мы в Сибири высоко поднялись, приказных дьяков там покуда нету, беспошлинно можно торговать.
– Да катись ты со своей торговлей, мне Княжича надобно убить, – рыкнул сотник, правда, без особой злобы, похоже, супротив наживы он тоже не возражал.
– И не одного его, старшин казачьих всех придется извести, чтоб дела вершить нам не мешали. Только это уж, Евлампий, твоя забота, ты ж у нас великий воин, – усмехнулся поганенько Демьян, протягивая сотнику руку. – Стало быть, договорились? По рукам?
– По рукам, – ответил тот, и нелюди скрепили свой подлый сговор рукопожатием.
46
Кабак, куда перебрались хоперцы по совету Ванькистаршего, оказался именно тем самым, в котором они были год назад, когда сопровождали на торжище свою княгинюатаманшу.
Пройдоха целовальник, увидав Разгуляя с Бешененком, побледнел, но с благостной улыбкой провозгласил:
– Проходите, гости дорогие, князь меня о вас предупредил. Я, как он велел, всех шаромыжников повыгнал, чтоб вы могли спокойно выпить-закусить.
– Здравствуй, сволочь мордатая, – поприветствовал его Максимка на свой лад. – Только я что-то в толк не возьму, про какого князя ты лопочешь?
– Про того самого, который атаманом казачьим сделался. Он был тут давеча, велел кабак освободить от всякой нечисти. Сказал, что здеся его войско в поход сбираться будет. Даже денег дал, чтоб я винца заморского для казачков купил.
– Да уж помню, какой сивухой ты нас потчевал в прошлый раз, – усмехнулся Бешененок и, обернувшись к Разгуляю, спросил: – Кольцо, он что, для пущей важности себя в князья возвел?
– Ты Ваньку-черта еще плохо знаешь, с него и не такое станется, – махнул рукой Митяй. – Давай-ка лучше облачайся в свои лохмотья да к месту лобному ступай, разузнай насчет казни. Ты ж, Андрюха, езжай к нашим, отбери с десяток самых боевитых да приведи сюда, а то покуда мы тут дурака валяем, Ванькам головы поотсекут.
Перечить хорунжему никто не стал. Обрядившись нищим, – Максим отправился на площадь, а Лунь поехал на посад, оставив Лихаря и Разгуляя в кабаке томиться ожиданием.
Первым воротился сотник аж с двадцатью охотниками, среди которых Митька увидал Соленого. «За Максимкой потянулся, похоже, будет с парня толк», – подумал он.
– Еле-еле остальных уговорил остаться. Сказал, мол, главное сражение у ворот в Китай-город предстоит, – шепнул Андрей хорунжему.
Станичники расселись за столами, но пить и даже есть ни один из них не стал. Кто принялся точить клинки, кто заряжать пистоли, большинство же просто маялись душой в ожидании предстоящего боя. Воевать с самим царем, да не где-нибудь, а в Москве – это тебе не шутка.
Бешененок заявился только на исходе дня и еще с порога сообщил:
– Видно, у царя сегодня постный день, казни нынче вовсе не будет.
– Ты уверен? – недоверчиво спросил Назар.
– Куда уж верней. Чуть не до темноты по площади слонялся, когда ж все сроки вышли, прикинулся блаженным да полюбопытствовал у стражников, тех, что у кремлевской башни караул несут, когда же казнь-то будет, мол, нарочно из краев далеких прибыл, чтоб посмотреть, как государь карает непокорных. А они и говорят: ступай отсель, убогий, в другой раз на душегубство наглядишься, нынче государь с казачьими послами занят, не до казней ему. Выходит, допустили атамана до царя, – заключил Максим.
В это время за окнами раздался конский топот и радостные возгласы.
– А вот и князь пожаловал, – воскликнул целовальник. Пройдоха не ошибся. Вскоре дружною гурьбой в кабак вошли Ермаковы посланцы.
– Да вы, как погляжу, зря время не теряли, – сказал Кольцо, окинув взглядом суровые лица вооруженных до зубов хопрецев. Шаловливо подмигнув Ивану, которого вел под руку, он ободряюще добавил: – Ты, Ванька, только погляди, как братья на твою защиту поднялись. С такими сотоварищами впадать в уныние просто грех, да и только. Принимай-ка, Митька, атамана своего, а то царевы слуги его так измордовали, что еле ноги тащит.
– Да неужто государь добром вас отпустил? – воскликнул Разгуляй, подхватывая Княжича.
– А чему ты удивляешься? Два умных человека, как, к примеру, я с Иван Васильевичем, завсегда договориться могут, так, чтоб одному из них приятно было, а другому при этом не обидно.
– Уговор тут ни при чем, просто струсил ваш надежагосударь, понял, что казачество злобить – себе в убыток. Что-что, а силу кровопийцы уважают, – презрительно изрек – Максим. Похоже, парень был разочарован тем, что не пришлось с самим царем схлестнуться.
– Ну, в этом ты отчасти прав, – охотно согласился Ванька-старший, чем вызвал одобрительный ропот станичников.
Уведя Ивана от суеты подалее на кухню, Разгуляй вернулся к атаману.
– Что это с ним? Он какой-то малость не в себе.
– А ты что хотел, чтоб Ванька после смерти Елены да всего прочего, что с ним приключилось, трепака с тобою начал отплясывать? На нем же места живого нет.
– Эй, Тишка, – позвал Кольцо целовальника. – Чего изволишь, ваша милость?
– Вот что, Тихон, баню истопи, но не шибко жарко, да снадобья для ран сготовь, того самого, которым меня лечил.
– Все исполню в лучшем виде, князь, не имей сомнений, – заверил пройдоха и, поклонившись чуть ли не до полу, удалился.
– Чего это он тебя князем называет? – полюбопытствовал Митяй.
Кольцо чуток смутился, однако весело ответил:
– За те деньжищи, что я ему переплатил, и персидским шахом можно величать. Ладно, вы тут погуляйте напоследок, только вусмерть не упейтесь. Завтра надо будет обоз снаряжать, а послезавтра отправляемся, неча понапрасну судьбу испытывать.
– Это верно, поскорей отсюда надо убираться, пока беды не нажили. В Москве, как говорится, хорошо, но чем подальше от нее, тем лучше, – согласился Митька.