И, словно в насмешку над происходящим, один из жнецов, ответственных за произошедшее, стал восходить к вершинам власти в жнеческом сообществе Мидмерики. Он даже Отца-покровителя себе избрал с умыслом – Роберта Годдарда, ученого-ракетостроителя, который сделал возможными полеты в космос.

Но Гипероблако не сдавалось. Оно решилось еще на один шаг в направлении колонизации внеземных пространств. Колония – но не на Луне, не на иных планетах, а на околоземной орбите. Близко к дому, легко контролировать.

Не нужно быть специалистом по ракетной технике, чтобы понять, что случилось потом.

Жнецу Алигьери было под тридцать, но в этой точке он оказался уже в двадцать девятый раз, поскольку любил часто переустанавливать свой возраст. В действительности ему было почти двести шестьдесят. И выглядел он не вполне как человек – таким был результат слишком частых разворотов. Кожа натянулась и заблестела, кости сточились, как речные камни, потеряли ясную очерченность контуров, стали гладкими и округлыми.

Жнец Алигьери много времени проводил перед зеркалом, рассматривая свое изображение и прихорашиваясь. Он не видел в своей внешности то, что видели другие. Его взору в зеркалах открывалась нестареющая красота. Он видел статую Адониса. Видел Давида Микеланджело. Зеркал много не бывает!

Он не поддерживал контактов с прочими жнецами, не присутствовал на конклавах, и никто его не искал. За прошедшие десятилетия его имя не фигурировало ни в одном списке на столе местного Высокого Лезвия. По большому счету, мир забыл о существовании Жнеца Алигьери, и это его вполне устраивало. Мир стал для него слишком сложным. Алигьери жил замкнутой жизнью и старался, чтобы все, что происходит с человечеством, было от него как можно дальше – как море, от которого он скрылся в самой дальней от водной поверхности точке Британнии.

Он не знал, да и не хотел знать, что Гипероблако замолчало. И хотя он слышал, что с Островом Стойкого Сердца случилась беда, но уточнить детали этого события он так и не пожелал. Эти дела его не касались. Время от времени он отправлялся в окрестности Ковентри на жатву, но особо не усердствовал. Он совершил главное дело своей жизни, и больше его ничего не волновало. Когда-то он уже спас мир, теперь он хотел прожить отведенную ему вечность в покое и согласии с самим собой.

Как правило, к Алигьери никто не приходил. Если же кому-то и случалось появиться на пороге его дома, он того подвергал жатве. К смелому человеку и отношение особое! Естественно, после этого Алигьери, невзирая на погоду, должен был тащиться к родственникам усопшего, чтобы даровать им годичный иммунитет. Пренебречь этой нудной обязанностью было нельзя, поскольку она была прописана в заповедях. Однажды он не сделал этого и вынужден был столкнуться с неприятными последствиями. Но, по крайней мере, жил он в приятном для глаза окружении. Роскошная зелень варвикширских холмов была источником вдохновения для многих писателей и художников Эпохи смертных. В этой местности родился Шекспир, она была прототипом буколического Средиземья в романе Толкиена. Простиравшиеся вокруг дома Алигьери просторы были столь же красивы, как он сам.

Сам он также родился в этих краях, хотя за долгое время своей жизни не раз переезжал из страны в страну, вступая в разные региональные сообщества и покидая их, как только у него возникали трения в отношениях с местными жнецами. Алигьери терпеть не мог дураков, а со временем таковыми оказывались почти все, с кем он сталкивался. Теперь же он вернулся в свои родные края и не имел никакого желания их покидать.

Посетители, которые явились к Алигьери однажды холодным осенним утром, были ему приятны не больше, чем все прочие, но, поскольку среди троих пришедших был жнец, он не мог никого подвергнуть жатве, а, напротив, вынужден был имитировать радушие и гостеприимство, что для подуставшего от людей жнеца было почти невыносимо.

Жнец в бирюзовой мантии внимательно посмотрела на жемчужно-белый шелк его одеяния и спросила:

– Жнец Алигьери?

– Да, – ответил он. – Что вам нужно?

А она хорошенькая! Алигьери вдруг захотелось сделать быстрый разворот, чтобы помолодеть до возраста красотки-жнеца и поухаживать за ней. Конечно, такие отношения между жнецами не приветствовались, но кто об этом узнает? Алигьери думал, что, несмотря на возраст, он еще хоть куда!

Анастасия мгновенно почувствовала отвращение к этому человеку, но сделала все возможное, чтобы скрыть это. Кожа на лице Алигьери выглядела как пластиковая маска, а сама форма лица была искажена каким-то не вполне понятным образом.

– Нам нужно поговорить с вами, – сказала Анастасия.

– Конечно, – согласился Алигьери. – Хотя вы не увидите в этом никакого смысла.

Он оставил дверь открытой, но не пригласил непрошеных гостей внутрь. Анастасия вошла первой, за ней – Грейсон и Джерико. Остальных членов своей свиты они оставили на улице, так как не хотели пугать Алигьери. Поначалу Анастасия хотела пойти одна, но теперь, видя, как ужасны и сам жнец, и его убогий, неухоженный дом, она была рада, что Грейсон и Джерико взялись сопроводить ее в этот дом с привидениями.

Алигьери взглянул на балахон и нарамник Грейсона.

– Теперь такая мода? – спросил он.

– Нет, так одеваюсь только я, – ответил Грейсон.

Алигьери откашлялся, таким образом выразив свое неодобрение.

– У вас ужасный вкус, – сказал он.

Затем он повернулся к Анастасии и осмотрел ее таким взглядом, что ей захотелось ударить его тяжелым тупым предметом.

– У вас мид-мериканский акцент, – сказал Алигьери. – Как дела на том берегу нашего общего болота? Что Ксенократ? По-прежнему рычит на всех?

Анастасия, тщательно выбирая слова, ответила:

– Его сделали… одним из Верховных Жнецов.

– Ха! – воскликнул Алигьери. – Думаю, у Стои были проблемы как раз из-за Ксенократа. А вы, если ищете узнать что-то умное у старого жнеца, ошиблись адресом. Нет у меня для вас ничего умного. Можете почитать мои журналы в Александрийской библиотеке. Хотя, как мне кажется, я забыл их туда передать…

И он показал на стоящий в углу стол, на котором громоздилась стопа пыльных журналов. Это дало Анастасии зацепку для начала разговора.

– Ваши журналы? – переспросила она. – Да, мы именно ими и интересуемся.

Алигьери вновь посмотрел на нее, на этот раз иначе. Был ли он обеспокоен? Совершенно невозможно расшифровать эмоции, которые управляют чертами его лица!

– Меня что, подвергнут взысканию за то, что я не предоставил их вовремя?

– Нет, ни в коем случае! – успокоила его Анастасия. – Люди просто хотят из первых рук узнать про… операцию, в которой вы участвовали.

– Какую такую операцию? – спросил он, явно подозревая что-то.

Анастасии пришлось искать обходные пути.