Улисс, что ты делаешь?

Этот зов нельзя было спутать ни с чем на свете.

Вот и второй план доведен до конца.

Ромул прервал молчание, пришли в движение чудовищные силы, сегодня гневаются сами небеса. Только отчего Улисс не радуется своим победам. Наверное, потому, что он сегодня проиграл в главном. Хотел, чтобы выбирали другие. Выбирать пришлось саму. А выбор у Соратника, оказалось, не так уж велик. Два вида смерти, а между ними – натянутая струна его воли. И струна эта уже была готова разорваться.

Ромул, я тебя ждал.

Улисс, что ты делаешь?

Ему вдруг стало понятно, почему сама Кора еще не там, за пределами, почему не бьет уже этот молот об эту наковальню. Между которыми – Улисс. Она боится. Еще больше его. Там – неведомая для нее территория. Ей не приходилось решать загадки Ромула. Она не знает, кто это, там, за гранью. Даже сейчас она так и не сняла десятилетиями наращивавшуюся броню камуфляжа, благодаря чему ее до сих пор толком не может разглядеть из своего сибирского далека Ромул, благодаря чему Улисс нашел ее так поздно… слишком поздно.

Нырнуть туда – для нее значит раскрыться. Если хочешь жить, знаешь цель этой жизни – вернешься. Пусть таким, как двое Видящих, отрешенных от всего, живущих в мире, который невозможно увидеть глазами. У Коры цели не было.

Кора, зачем ты живешь…

Кто ты такой, чтобы спрашивать?

Эти голоса только кажутся лишенными эмоций. Если прислушаться – они полны таких тонких оттенков эмоций, которые не выразимы обычными словами. Вот и сейчас, прозвучал почти шепот, почти неслышный, почти несуществующий. Но для Улисса этот ответ, который он уже отчаялся услышать, был исполнен такой ярости, такой муки и такой боли, что ему едва хватило сил их вынести.

Должен быть выход. Должен. Ищи.

Кора, я же вижу, ты бьешься не со мной. Я для тебя теперь – никто и ничто, один из полчища врагов, каждый из которых сражается с тобой, лично с тобой. И жаждет только одного, чтобы ты исчезла, желательно – навсегда.

Если бы ты был просто один из них, я просто бы ушла. Я знала, что это ловушка, но все равно пришла, а тут оказался ты. Ты!

Улисса сотрясла чудовищная волна эмоции. Такого Улисс не ожидал. Кажется, он выиграл целую миллисекунду.

Этот голос достиг не только его ушей. Улисс заставил Кору чуть раскрыться. Достаточно, чтобы ее услышали, почувствовали.

Ты ее все-таки нашел, Улисс.

Ромул, не вмешивайся. Оставь нас.

Последнее – уже обреченно. Улисс знал, что просит невозможного. Соратников иногда могли волновать свои проблемы, Ромула интересовала только судьба «Сайриуса».

Если Кора сумеет заметить приближение… когда Ромул видел в том необходимость, он мог перемещаться очень быстро. Скоро он будет здесь. И тогда все пойдет прахом.

Раскручивающаяся пружина плана двинулась в свой всесокрушающий путь, Улисс же двинулся ей вослед.

Завершить круг, снова подставиться под легкое, почти неуловимое касание удара. Быть снова отброшенным прочь, снова сгибаясь от боли, механически отмечая оставшиеся мгновения жизни, харкая кровавыми пузырями, возвращаясь к нехотя начинающемуся диалогу.

Кора, неужели все так и закончится?

Закончится. Ничего и не начиналось.

Ты себя уговариваешь. Кора, все было на самом деле. Мы на самом деле встретились, и эта встреча пробудила в нас то, что мы есть.

Мы пробудили в нас то, чего нет.

Кора, ты же помнишь, помнишь так же четко, как много лет назад. Ты подумала на себя, ты испугалась, ты долго болела, было очень больно. Мне тоже было больно. Однако я не закрылся от мира, не озлобился, не возненавидел себя прошлого, хотя по моей глупости умерла в больнице мама, а сам я все-таки перестал быть тем, кем хотел. Перестал быть человеком.

Ты хочешь от меня того же? Я же вижу, ты, как и я, борешься за жизнь, только служишь другим целям и выполняешь заказы других заказчиков. Нам двоим нет места на этой планете.

Неужели они оба действительно верят в то, что говорят?!

Я совсем недавно обнаружила, что, возможно, не одна. Кто-то проводил немыслимые операции на всех континентах, сегодня там, завтра здесь. Такое было не под силу даже мне, значит, есть некто, кто пошел дальше меня… и однажды мне пришел заказ, и я убила твоего соратника.

В тот раз все произошло во многом случайно. Сегодня ты пошла еще дальше. Ты пришла целенаправленно – убивать себе подобного. Ты хочешь моей смерти. Что она тебе даст?

Не себе подобного. Тебя. Майкл, ты – такой ты – делаешь мою жизнь бессмысленной.

Кора, о чем ты сейчас говоришь – всю жизнь ты боялась своей природы, каждый раз останавливаясь на грани, но не следуя дальше. Сейчас ты эту грань перешла, не задумываясь – значит, ты боишься чего-то другого, боишься сильнее своего второго я. Ты боишься узнать правду?

Правды не существует.

Нет. Не впервые сегодня она переступила грань. Первый раз это случилось в день смерти Армаля. Он узнал, почувствовал Соратника. И потому погиб. Погиб – добровольно. Чтобы дать ей шанс. Чтобы дать шанс Улиссу. Что происходит с Соратником после смерти? Что происходит после смерти с человеком?

Улисс, не делай этого, бей в полную силу.

Ромул. Как всегда прав.

Улисс не стал дожидаться, когда его тело снова нащупает баланс для нового прыжка, а начал атаку с места, с немыслимого угла, впиваясь скрюченными пальцами в кровавое месиво своего хрустального мира.

Контроль. На самом деле это была битва за контроль. Кто его удержит, тот и оставит эту площадку непобежденным. Если все сумеют сохранить хладнокровие, жертв не будет. Если сдадут все – не поможет и Ромул. Только теперь Улисс начал догадываться в какую опасную игру его втянул хладнокровно составленный план. Он был прост и безыскусен. Но если от него отойти хоть на микрон…

Наблюдатели, огонь.

Пятьсот миллисекунд. Спустя это время бетон вокруг них превратится во вздыбленное крошево. У Улисса оставалось довольно времени.

Человеческое тело. Израненное, обессилившее за тягучие мгновения напряженной работы, оно было его единственным оружием. Его хрустальный мир был слишком инертен, слишком послушен чужой воле, он не годился в качестве последнего аргумента. Но в плане Улисса было место всему, до чего он мог дотянуться.

Звон сминаемого пространства забил уши. Кора сопротивлялась, и словно рябь интерференции продернула окружающее пространство, делая мир зыбким, подвижным – мешанина материи, почти уже неразличимая структура вещества таяла под спрессованными взглядами двух Соратников, закипая и наливаясь космическим холодом. Где ты, былой хрустальный мир? Две могучие воли с холодным расчетом сокрушали тебя, точно зная, что ты не вернешься. Того, былого, колючего, яркого, сверкающего, не будет.