Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трое «спецов» за стеной что-то записывали в своих формулярах, переглядывались и с интересом наблюдали, как их голый подопытный, лежа на полу лицом вниз, неистово бьет ногами и выполняет правильные гребки кролем, периодически поднимая голову и глотая живительный воздух.
Спасение! Рядом стояла койка. Мужчина, отплевываясь от соленой воды, еле-еле дыша, с трудом забрался на больничную кровать, перекрестился, сжался в комок, обхватил ноги руками и зажмурился. «Теперь волна обязательно пройдет мимо. Обязательно!»
Внезапный ветер осушил мокрого пловца. Он открыл глаза.
«Где я?» Вокруг него высились заснеженные вершины. «Гималаи? Как я оказался здесь! Господи!»
Да, перед ним раскинулась красавица Аннапурна, десятая по высоте из «восьмитысячников», но самая опасная для восхождения. Мужчина сидел на крохотном каменном пятачке где-то посреди самой большой горной системы мира, без снаряжения, голый, а под ним внизу проплывали редкие облака. Нет, это была еще не вершина, но уже и сюда не залетали орлы…
— А-а-а! — Из груди несчастного горемыки вырвался душераздирающий вопль.
Вдруг верхушка скалы, на которой он сидел, надломилась и мужчина полетел вниз. Прямо с кровати, которая механически перевернулась и скинула его. Он отчаянно махал руками, лежа на полу и «улетая в бездну». Потом затих, рыдая.
— Сволочи, гады, подлецы, мерзавцы… — лепетал он сквозь слезы.
Двое мужчин за стеной еще раз проверили свои приборы.
— Странно, никаких корреляционных скачков. Психофизика в норме, — констатировал первый.
— Датчики или не работают, или… — пожал плечами второй.
— Идиоты! — взорвался О’Салливан и вскочил с места. — Вы что, не видите? Он дурака валяет! Издевается над нами!
О’Салливан постоял еще несколько секунд, затем сплюнул с досадой и вышел из лаборатории, громко хлопнув дверью.
В палате на полу лицом вниз лежал голый, усталый и загадочный подопытный лаборатории Мартина Скейена…
1
— Я очень надеюсь на вашу аккуратность, — сказал Саломее восьмидесятилетний профессор Варшавского университета Казимеж Михайловский.
В благодарность за то, что ее поставили на ноги, девушка была готова выполнять любую работу. Но обнаружив ее отличное знание арабского, английского, русского и персидского языков, ей предложили заниматься полевыми дневниками, электронной корреспонденцией и прочим.
Саломея жила в экспедиции уже четвертый день. Благодаря заботе трех ученых она пришла в себя достаточно быстро. Еще бы!
Надо было видеть, как профессор Михайловский разыскивал козье молоко на местном базаре или как Халид Асаад набивал свежими лепешками импровизированный тандыр на территории храма. А Стип Врлич тем временем ни на шаг не отходил от отощавшей и обессиленной гостьи, часами общаясь с ней на родном языке, который он изрядно подзабыл в своих вечных командировках. Это доставляло удовольствие и ему, и самой Светлане, ведь нет ничего лучше, чем внимание мужчины, который понравился с первого взгляда. Тем более что он оказался таким эрудированным, умным… под стать самому Лаврову. «Да брось ты думать о Лаврове! Забудь о нем!» — говорила она себе, но никак не получалось.
— Пишите предельно лаконично: число, час, кто и чем занимается, — продолжал поучать Саломею польский профессор. — Помните: ложное мнение занимает место истины.
В ответ девушка только кивала головой.
Археолог, историк искусства, академик Польской академии наук, Михайловский руководил археологическими экспедициями в Египте, копал Мирмекий в Крыму, Фарас в Нубии. В Сирии он обнаружил, что вся Пальмира стоит на карстовых пустотах, которые образуют сложный подземный ландшафт, состоящий из огромных подземелий, простирающихся под всем городом и выходящих далеко за его пределы. В отличие от наземной части Пальмиры, где шла постоянная перестройка города в течение последних тысяч лет, подземная часть осталась нетронутой. Профессор сделал вывод, что расположение подземных храмов Пальмиры соответствует расположению храмов на земле, поэтому выписал в экспедицию тридцатитрехлетнего горного археолога Стипа Врлича. Но в работу экспедиции вмешалась гражданская война. Ученым осталось лишь законсервировать раскопки до лучших времен, но, завершая свое дело, они наткнулись на замурованную дверь под храмом Белла.
— Тут без приборов не обойтись, — предупредил Халид Асаад, глядя на еле заметный проход неизвестно куда.
Казимеж Михайловский снял очки, в которых он рассматривал слившуюся со скалой каменную кладку, положил их в нагрудный карман и сказал Стипу Врличу:
— Слово за вами, горный археолог.
— Да, пожалуй, — согласился хорват. Он держал в руках мощный фонарь, позволявший увидеть еле заметные признаки замурованного входа в подземелье. — Поработаю, пан Казимеж. Только в затылок мне не дышите, выйдите на солнышко, чтобы я звуки мог послушать в чистом виде.
Оба старичка, сириец Халид Асаад и поляк Казимеж Михайловский, выбрались на поверхность и устроились под стенами храма Белла у темного зева старого французского шурфа столетней давности. Вернее, устроился лишь профессор Асаад. Легкий ветерок шевелил короткие седые волосы на его голове. Профессор Михайловский несколько нервно расхаживал между сирийцем и сидящей на складном стуле Светланой Соломиной. В клетчатой куфии с двумя черными обручами и клетчатой рубахе-ковбойке с короткими рукавами, с курительной трубкой в руке поляк смотрелся весьма эклектично.
Светло-русый Стип Врлич тоже надел ковбойку и в ней больше походил на канадского фермера. В наступившей тишине подземелья он простукивал молотком камни и прислушивался к характеру звука. Стук получался несколько разным, но надо было иметь тонкий музыкальный слух, чтобы понять это различие и сделать соответствующие выводы.
Светлана вскочила со стульчика, а Михайловский бросился навстречу Врличу, когда тот выбрался на поверхность.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил поляк, нервно потирая курительную трубку.
— Дверь? — уточнил Халид Асаад.
— Да, дверь, — кивнул хорват и сел на камни рядом с ним.
— А печати? — поинтересовался Михайловский.
— Девять штук, — доложил Врлич.
— Так… — задумчиво произнес Казимеж.
Он удовлетворенно кивнул Соломиной, заметив, что та внесла записи в полевой дневник. Покопался пальцами в бороде. У настоящего профессора обязательно должна быть борода. И все перед ним трепещут, потому что срабатывает комплекс студента. Вот идет такой профессор по криминальному району, а местные гопники перед ним раскланиваются.
— Ну что, будем вскрывать? — предложил горный археолог.
— Ни в коем случае! — запротестовал Халид Асаад.
— Применим потенциометр? — спросил Казимеж Михайловский.