Семеныч расписался на двух экземплярах и протянул ручку Ей.

– Ловко я сделал? Придумал?

– Ты такой скромный у меня, – проворчала Она, сосредоточенно пытаясь обхватить тремя пальцами ручку. – Ты так и не сказал, что со мной случилось?

Семеныч тут же вскочил со стула и подошел к тележке.

– Хочешь еще воды? – он нагнулся, доставая воду. – Мы были в участке, и там ты выпила то ли сок, то ли напиток. Сильная аллергическая реакция пошла.

– Я никогда не страдала аллергией, – с сомнением произнесла Она, засовывая листы в файлы.

– Химия не стоит на месте. Даже на солнце теперь у людей аллергия встречается, – ответил Семеныч Ее же словами и вернулся к постели с бутылочкой.

Она подозрительно посмотрела на него, пытаясь что-то вспомнить. Нахмурилась, интуитивно понимая, что в чем-то кроется подвох, но не в силах разгадать в чем.

– Не хмурьтесь, – Семеныч поцеловал образовавшуюся складочку на Ее переносице.

– Я почему-то думаю, что ты мне где-то в чем-то врешь, – с сомнением произнесла Она.

– А думать вообще вредно. Тем более думать плохо обо мне.

– Можно мне переодеться? – безнадежно махнула Она на Семеныча рукой. – Где моя одежда? Что это на мне?

– А я ее в отеле забыл. Ходил за зарядкой для айпада, и думал тебе что-то сменное взять. И забыл.

– Здрасти! И как я пойду назад?

– Я принесу, – с готовностью кивнул Семеныч. – Скажи, что? Я твои вещи перенес к себе, а твоей подруге ничего не сказал, что тебе плохо стало. Она думает, что мы на экскурсии.

– Это ты правильно сделал. Постой, а какой сегодня день?

– Вторник.

– Ты же в воскресенье ночью улетать должен был.

– Остался. Документы курьером отправил. Все нормально. Вместе назад полетим. Вот восстановишься и поедем.

– Ничего не понимаю, я тут сколько пробыла?

– Тебе капельницы ставили, снимали аллергическую реакцию, а они с эффектом снотворного. Ты вообще не просыпалась, – быстро говорил Семеныч, не давая Ей опомниться.

Она удивленно смотрела на него.

– Да! Их много пришлось вливать. У тебя сыпью все тело обсыпало! Температура поднялась! И тебя тошнило так сильно! На твою одежду, на мою! И сыпь увеличивалась до волдырей! Они лопались на глазах. А тело стало раздуваться, и я боялся, что ты превратишься в воздушный гелиевый шар и улетишь. Помнишь, мы много шариков связали и запустили в небо из окна? И я взял тебя на руки и пошел искать больницу. Я так долго брел по лесам, по полям, мимо пожаров и вулканов…

Она с тревогой схватилась за щеку, потом внимательно взглянула на свои чистые руки:

– Ну-ка остановись. Разошелся, – Она откинула одеяло, чтобы убедиться, что в порядке и ноги. – Сейчас наплетешь.

– Я даже кока-колу пить не буду больше. Поэтому, – прибавил Семеныч. – А одежду пришлось выбросить…

– Это гадость, – подтвердила Она.

– Ага.

– Я хочу в отель вернуться немедленно. Больничные стены я не выношу.

– Ты слаба еще.

– Это пройдет. Мне здесь будет хуже!!! – голос Ее стал тверже. – Мне уже становится хуже!

– Если доктор разрешит, уйдем, – успокоил Ее Семеныч, понимая, что спорить с Ней бесполезно. К тому же ему, измученному бессонными ночами, и на самом деле показалось, что стоит Ей отказать, Она незамедлительно и с легкостью ухудшит свое состояние. – Конечно же, уйдем. Тебе лучше, и нам больше нечего здесь делать. Ты права.

– Все же ты что-то недоговариваешь, – пробормотала Она и тронула рукой свою голову. – Чуть мне все волосы не выдрал.

– Да это я во сне. Проснулся и не понял, где я.

– И я тоже. Очнулась, а ты спишь на моих ногах, и где мы, совсем не понятно. В ванную пойду.

– Я тебя отнесу. Ты хочешь помыться?

– Умыться хотя бы и зубы почистить.

– Пойдем, – Семеныч протянул руки. – Я отнесу.

– Не надо, я сама, – Она засмущалась.

Семеныч подсунул под Нее свои руки.

– Пусти, я дойду, – Она уперлась ему в плечи. – Сама.

– Пожалуйста, – великодушно разрешил Семеныч, отстранившись.

Она присела. Попыталась свесить ноги с постели и со вздохом опять откинулась на подушку, приняв прежнее положение.

– Уже вернулась? – участливо поинтересовался Семеныч, и Она обиженно поджала губы. Сложила руки на одеяле и отвернулась в окно.

Семеныч прилег на кровать, с любопытством наблюдая за Ней.

– Дай мне расческу и зеркало! – через некоторое время, не выдержав, попросила Она.

– Ты же ходячая, – растянувшись на спине, лукаво сказал Семеныч. – Вставай и иди сама.

– Хам.

– Спящая, ты тоже была гораздо вежливее.

– Ты не мог бы принести мне, пожалуйста, расческу и зеркало, – повторила Она, с неохотой признав свое бессилие и мгновенно сменив тон.

Семеныч сходил в ванную комнату и подал ей маленькую белую расческу из набора одноразовых туалетных принадлежностей.

– А зеркало? Не дал.

– Так вот же я! Смотрись в меня! – Семеныч прилег на живот и оперся подбородком на ладони, приподнятых в локтях рук.

Она улыбнулась:

– Зеркальный мой!

– Твой! – расплылся в улыбке и Семеныч.

– Я люблю тебя.

Дверь бесшумно распахнулась, и перед ними возник доктор. Лицо мужчины выражало предельное изумление.

– Здравствуйте, – кивнула Она.

Доктор молчал, не веря своим глазам.

– Это твой доктор. Он говорит по-русски, – представил мужчину Семеныч, поднимаясь с постели. – Доброй ночи. Мы хотели бы уйти. Больная чувствует себя хорошо. Вы не могли бы выписать нам лекарства. Мы долечимся в отеле. Или дома.

Говоря, Семеныч, незаметно теснил мужчину к выходу.

– Она выпила воды и немного поела испорченного салата. Это не вредно? Может, дать активированного угля?

Доктор, будто манекен, подталкиваемый Семенычем, неуверенно переступал вбок к двери.

– Мы уходим. Напишите мне, что было, и чем лечили, на всякий случай. По-русски, – возбужденным шепотом сказал Семеныч, когда они очутились в коридоре. – Она не помнит, по какой причине оказалась здесь. Я не хочу ей говорить.

– Мне позвонила медсестра, и я, честно говоря, ехал приводить в чувство вас, – оправился доктор. – Я был готов к концу. Вчера, пока вас не было, у нее, судя по отсутствиям рефлексов и некоторых реакций организма, уже наступила смерть головного мозга, и паралич нервных окончаний…