Она поинтересовалась:

— А что вы собираетесь еще?

В его мозгу шла бешеная работа. За пикосекундыперелопачивались массивы информации, с невероятной скоростью проносились яркиецветные картинки, мозг разогрелся, материнская плата пашет без кулера, и когдажар накалил лоб, выпалил внезапно даже для себя:

— У нас есть одна идея. Я просто не могу тебе сейчассказать… Понимаешь, партийная дисциплина, но уже завтра-послезавтра о нашейидее узнают все.

Она обиделась, губы сразу напухли.

— Я не хочу, как все.

— Ты узнаешь первой, — заверил он.

Она слушала, изогнув бровь. Он возненавидел себя за то, чтовыставляется перед ней в роли проходимца, что использует ребят, использовалреволюционную идею скифизации, дабы проскользнуть в Думу, получить депутатскийиммунитет, ездить с мигалкой, пользоваться депутатским буфетом и что-то тамрвать, хапать, иметь, грести.

Он отвез ее к себе, но, по тому, как она вошла, какскептически оглядела его жилище, он с холодком понял, что Алексей свою нору ужеперестроил. Наверняка уж не в коммуналке. Даже не в простой хрущобе. Онполитик, а это значит — сразу выжимает апельсин досуха: мало ли что можетизмениться!

— Я здесь почти не появляюсь, — сказал онвиновато. — Черт, даже ночую в офисе!

— Алексей, — ответила она, — тоже ночует вофисе.

Она ничего не сказала про его квартиру, дачу, машины, счет вбанке, но Крылов это все увидел в ее глазах: и роскошные апартаменты впрестижном доме, и особняк в районе «правительственной застройки», и «мерсы»,счет в Швейцарии…

— У нас длиннее разбег, — сказал онторопливо. — Это просто разбег… Прыжка еще не было!

Она красиво изогнула бровь. К его облегчению, она была все втакой же простенькой блузке, мини-юбочке из недорогого материала, однако сердцеего упало, когда рассмотрел ее сережки. Он не знаток в камешках, но чутьеговорит, что за каждую можно получить даже не по компу, а по мощному серверу.

Правда, вино он приготовил уже прекрасное, выдержанное,двадцатилетней давности, а в вазах разложил самый отборный виноград,великанские яблоки и груши, что вот-вот лопнут от распирающего их сладкогосока.

И все же он проиграл. Он чувствовал, что проиграл. Ссокрушительным счетом, ибо Яна даже не спорит, она только слушает и чуть-чутьприподнимает иронически бровь.

— Это только разбег, — повторил онотчаянно. — Мы еще не прыгнули! Еще не!.. Нельзя сравнивать того, кторазгоняется, с тем, кто над планкой…

На другой день в офисе он угрюмо пил пиво, хотя время длякофе. Ребята деликатно помалкивали. Их вожак с лица спал, глаза втянулись вглубину черепа. Все старались вовлечь его в спор, разговоры, тормошили,отвлекали неожиданными проблемами.

Появился Холмогор, один из первых корчмовцев, неведомо кудасгинувший из-за своего множества баб, худой и заросший, бородатый. Когда Крыловвошел в зал, Холмогор сидел на столе, кружка пива в одной руке, вобла в другой,горячо доказывал:

— У бабульки, собирающей бутылки, давайте все-такиспрашивать: а где ее дети? Я, к примеру, помогаю своей матери и бабушке!Наверное, потому, что меня таким воспитали, хотя мне больше нравится думать,что я сам вот такой замечательный!.. От бога или генетики. А с бабулькой что-тонеясно. Либо в молодости не рожала вовсе, берегла фигуру, либо родила одного иподбросила бабушке с дедушкой, чтоб свободно на танцы-шманцы и прочие приманки.А вот родила бы троих да воспитала бы сама… не собирала бы сейчас бутылки!

Раб Божий поморщился:

— Что ты о прописных истинах? Но сейчас это враз неисправишь. Если бы даже нынешних молодых женщин удалось уговорить рожать потрое детей, а именно столько необходимо для простого поддержаниянародонаселения на одном и том же уровне… без всякого прироста…

Тор оторвался от кружки с пивом, глаза выкатились как у тогорака, которому так безжалостно разломили панцирь:

— Стой-стой! Либо я че-то не понял, либо вы,гуманитарии, арифметики не знаете. Разве двое не дают двоих?

— Нет, — ответил Раб Божий брезгливо. —Кто-то мрет во младенчестве, кто-то становится гомосеком, кто-то остаетсяимпотентом или просто бесплодным. Не понял?

— Понял, понял, — буркнул Тор. Он покосился надальний стол. Там сочные девочки быстро-быстро стучали ножами, нарезали ветчинук бутербродам. Он шумно вздохнул, закончил сварливо: — И неча меня фейсомо тэйбл стучать!

— Словом, — сказал Раб Божий победно, он тожебросил быстрый взгляд на девочек, горячих и распаренных от жары и множествамолодых здоровых самцов, — надо трое детей на семью из двоих, чтобыприрост оставался тот же. Но я не верю, что вот так враз начнут…

Откин со стуком опустил пустую кружку на стол, оглядел всехзапавшими глазами.

— А мы кое-что забыли, — сказал он внезапно.

— Что? — спросил Раб Божий.

— Бегемота Гошу.

Наступила тишина. Черный Принц после паузы спросилозадаченно:

— Это который… что в Аргентине? Или Панаме?

Откин сказал очень серьезно:

— У нас еще та Аргентинопанама. Самое время для всякихгошей. Или для скифа… в президенты.

Тишина длилась долго, Крылов хотел что-то сказать, нонастроение оставалось все еще настолько препаршивое, что только посипелперехваченным горлом. Захохотал Тор, звучно засмеялся Матросов, завизжал ввосторге Денис-из-Леса… но тот же Денис-из-Леса вдруг оборвал смех, посмотрелна всех выпученными глазами.

— Погодите, — произнес он шепотом. —Погодите… А ведь подходит время выборов! Ко мне уже ломились какие-тосумасшедшие бабки. Собирают подписи. Чтобы выдвинуть кандидата в президенты,надо сколько-то там подписей…

Он умолк на миг, Тор тут же бухнул:

— Ну, это дело плевое. Мы можем собрать для двухпрезидентов.

Денис-из-Леса покачал головой:

— Это для депутата хватало малости. Для кандидата впрезиденты… Я завтра узнаю, сколько нужно. И к какому сроку.

Крылов запротестовал:

— Вы что, всерьез?

Загалдели, заговорили, перебивая друг друга. Черный Принцсказал очень серьезно:

— Костя, что с тобой? Разве не ты выдвинул идею овоссоздании Великой Скифии? Не ты заложил это все?.. А сейчас, когда у всех изушей плещет веселая скифская ярость и жажда ломиться вперед, крушить все, чтомешает победной поступи скифов, ты… сомневаешься?

Крылов открыл рот для резкого ответа, но слова не шли.Попытался выдавить из горла хоть звук, но опять же только беззвучно разевалрот. Наконец из гортани выполз хриплый придушенный кашель, Крылов суетливопоискал носовой платок, вытер рот, выдавил сипло: