Три раза пришлось переснимать. Первый раз из-за того, что я рукой на перевязи стал жестикулировать, второй раз другую руку в перевязь сунул, и лишь с третьего раза всё как надо прошло.

Подзываю я потом к себе Сашка и на ухо шепчу:

— А телеоператоры у тебя люди надёжные? Как бы казуса-ляпсуса не произошло…

И руками ему свои манипуляции с перевязью во время съёмки повторяю. Мол, не проболтаются ли? Знаю я этих телевизионщиков — язык без костей и так подвешен, что за зубами никогда не держится.

— Это не телевизионщики, — усмехается Сашок. — Спецы из госбезопасности.

Смотрю я на троицу парней новым взглядом и только теперь замечаю, что ребята с виду вроде и разбитные, как и положено репортёрам, но, что характерно, за час съёмки никто из них слова не проронил! Во, дрессура какая! Артисты, одним словом.

— Ровно в полночь по московскому времени начнём по всей стране, — сообщает Сашок буднично, словно походя. — А утром по всем каналам твоё обращение пустим. Жди.

С этими словами забирает он своих «спецребят» и улетает.

Вот такая «комедь» у нас началась. Когда на следующий день под причитания Алиски в Кремль на новой машине выехал, меня уже бронетранспортёр сопровождал. Пока ехали, практически ни одной машины не встретили — через каждый километр-два посты вооружённые выставлены, никого не пропускают, поскольку по «моему» указу без перерегистрации в военной комендатуре ни одно транспортное средство сдвинуться с места не имеет права. А на улицах столицы тишина — гражданам по квартирам велено сегодня отсиживаться. Лишь патрули с автоматами по пути то и дело встречаются, которые как наш кортеж видят, тут же в струнку вытягиваются и честь отдают. А что? Мне нравится. Порядок должен быть порядком. Железным.

В Кремле мне Сашок первым делом новых министров силовых представил. Все генералы опальные — из тех, что морда кирпичом, а в глазах блеск устава несокрушимого. Такие любой ценой порядок наведут. Сидят в кабинете прокуренном, дела вершат, да так споро, что в два счёта любые проблемы решают. Стоит одному заикнуться, что-де у него тюрьмы да следственные изоляторы уже битком арестованными ночью набиты, девать новых некуда, как другой тут же по спецсвязи распоряжается учёбу в школах на месяц приостановить и туда арестантов «свеженьких» свозить. «А потом что с ними делать?» — третий спрашивает. Тогда первый тоже по спецсвязи командует эшелоны в Сибирь готовить.

— Ну а там куда? — уже я интересуюсь. — В распыл?

— Зачем же? — своё слово начальник госбезопасности вставляет. — Рабочие руки государству нужны.

И далее в том смысле чешет, что, мол, зон в тайге да тундре, со времён социализма законсервированных, предостаточно. Инструмент — кирки да ломы — рук заключённых давно ждёт не дождётся, хотя металл столь густо смазан, что ему тысячелетия, как мамонтам в вечной мерзлоте, не страшны. Так что всем депутатам-краснобаям и прочим трепачам-пустобрёхам и места хватит, и работы на свежем воздухе — лес валить да руду «кайловать». Можно, кстати, и города заброшенные на БАМе достопамятном для этих нужд задействовать. Колючкой проволочной города обтянуть — чем тебе не зона? Да там заключённые в таких условиях жить будут, какие Россия ещё никому из арестантов не предоставляла! Рай сплошной, а не каторга.

Послушал я, послушал и не очень мне уютно среди генералов стало. Что жар загребать, что в дерьме копаться лучше чужими руками. Пусть, думаю, без меня всё решают. Потому напутствовал я их чем-то вроде «правильной дорогой идёте, товарищи…» да по своим делам почапал. А дела у меня, в отличие от генеральских, весьма приятственные предстояли — героев моего вчерашнего «спасения» награждать.

Вхожу в зал Георгиевский, а соколы мои уже ждут. Молоденькие, практически одного роста, все в форме безукоризненно выглаженной, а выправка такая, что по лекалу можно сверять. По стойке «смирно» стоят, глазами горящими меня едят. Орлы!

Без всяких шпаргалок с ходу речуху им поздравительную толкаю — в этом я уже собаку съел, во время выборов толпу с полуоборота заводя. Затем принялся ордена на грудь каждому вешать, руку пожимать и лично от президента за службу благодарить. Сам чуть не прослезился, до того приятственно было.

Ну а как торжественная часть закончилась, да стали награждённых шампанским в высоких бокалах обносить, тут я «протокол» и поломал.

— Негоже, — говорю во всеуслышанье, — боевые ордена шампанским обмывать. Водки подайте!

Загудели «орлы» одобрительно, заулыбались, расслабились в момент, что по команде «вольно». Свои ребята в доску. И пьют — будь здоров! Одно удовольствие с такими гудеть — не то, что с послами иностранными, где за рамки этикета выйти не моги.

В общем, гужуемся мы как положено, то есть как издревле на Руси ведётся. Час, второй, уже в обнимку с полковником Рудиным песню их спецназовскую «Пуля — дура» вполголоса напеваем — точнее, полковник новоиспечённый меня словам учит… Как вдруг ко мне референт внешнеполитический подплывает и от песни задушевной отвлекает.

— Чего тебе? — оборачиваюсь, на полуслове обучение своё прерывая.

— Президент Соединённых Штатов звонит, — шепчет референт. — Здоровьем вашим интересуется, о положении в России на настоящий момент спрашивает.

— Эх, какую песню испортил… — в сердцах вздыхаю. Гляжу на ребят и вижу в их глазах сожаление, что день праздничный к концу подошёл.

— Передай Блину, — говорю громко, чтобы все слышали, — занят я сейчас важным делом. А здоровье, скажи, моё нормальное. Что же касается дел сегодняшних в стране нашей, то нехрен ему в них нос свой поганый американский совать. Могу прищемить.

Линяет референт по счёту «раз».

Я тогда «орлов» и вопрошаю:

— А как вы, ребята, на такое смотрите, если мы ещё раз нальём и споём? А потом и не раз?

Короче, на славу попраздновали. Давно я так не отпускался, разве только во время победы на президентских выборах. Впрочем, а сейчас чем не праздник? Должность старая, но зато качество новое. Очередная веха переломная в истории расейской. Так что только глубокой ночью, во время комендантского часа всех по домам еле тёпленькими развезли.

На третий день «комедь» стала боком выходить. Сперва исчезли из ларьков да магазинов соль и спички, а затем и все продукты. Рублики наши «деревянные» мгновенно в бумажки подтирочные обратились, и на рынках даже хлеб только за баксы продавать стали.

На пятый день перебои с электричеством начались, а на шестой в столице бензин исчез, словно обратно в землю впитался. Ну, с электричеством ладно — там дело тёмное, а вот куда бензин подеваться мог? Неделю назад море разливанное было — четыре миллиона транспортных средств ежедневно кормилось. А тут, когда лишь военная техника по городу разъезжает, и бензина нет?!

Впрочем, такой поворот событий для Сашка не в диковинку оказался. В момент саботажников выявили, и начались аресты поголовные да заселение массовое земли бамовской. Враз с бензином дело наладили и, само собой, с электричеством. Вот с продовольствием туже оказалось. Как выяснилось, две трети его из-за рубежа текло (сами-то разучились производить), а как Сашок границы под замок поставил — откуда ему взяться стало? Пришлось карточную систему вводить да пайки, почти что блокадные, назначать.