Итак, надолбы и «панцерверке» Мезеритцкого укрепрайона позади. Два дня непрерывных боев – и 1-я гвардейская вышла в его тылы, причем с минимальными потерями. Миллионы марок, истраченные за 15 лет на строительство этой, казалось бы, неприступной линии обороны, были выброшены на ветер.

Впоследствии соединения 8-й гвардейской армии В. И. Чуйкова разгромили гарнизоны укрепрайона в полосе своего наступления.

Корпус И. Ф. Дремова, пройдя Мезеритцкий укрепрайон, подошел почти вплотную к Франкфурту-на-Одере. Но неожиданно в полутора километрах от этого города наткнулся на тот самый 5-й горнострелковый корпус СС, который запоздал занять укрепления мезеритцкого вала и теперь пытался задержать наши части у Кунерсдорфа.

Впереди 8-го гвардейского механизированного корпуса, как обычно, шла бригада А. М. Темника. Столкнувшись с передовыми отрядами эсэсовцев, комбриг решил, что перед ним какая-то мелкая группировка врага, и после короткой стычки двинулся дальше. Но едва наша и вражеская колонны разминулись, гитлеровцы развернули основные силы на запад и север, и Темник со своей бригадой попал в полуокружение.

Положение ее осложнилось тем, что комбриг, торопясь скорее выйти к Одеру, недозаправил машины горючим, надеясь, что вот-вот подойдут тылы.

На рассвете 1 февраля батальон В. А. Бочковского ворвался в Кунерсдорф. Уничтожив несколько грузовиков с пехотой, Бочковский обратил внимание, что убитые солдаты и офицеры одеты в форму СС. Едва подошли остальные батальоны, как послышался рев моторов: к деревне подходили «Пантеры» и самоходки. Потом показались цепи эсэсовцев. В воздухе появилась авиация противника и подвергла бригаду жестокой бомбардировке.

Темник оказался в тяжелом положении. Но он принял неравный бой. В этом бою большую помощь бригаде оказал дивизион «Катюш». Они били по скоплению фашистов прямой наводкой и помогли отразить несколько атак. Поле вокруг Кунерсдорфа было усеяно обгорелыми трупами гитлеровцев. Танкисты, в машинах которых кончилось горючее и боеприпасы, открывали люки и отбивались от наседавших эсэсовцев гранатами.

Многим танкистам 1-й гвардейской танковой бригады запомнился подвиг сапера Сычева. В боевых машинах роты капитана Духова кончилось горючее. Они стояли на окраине города и представляли собой отличные мишени для вражеских пушек. Саперу Сычеву поручили заминировать подступы к танкам. Но едва он начал закапывать мины, как невдалеке появились три вражеские «Пантеры» и четыре «фердинанда».

Экипаж одного из вражеских танков, заметив сапера, устроил за ним погоню, намереваясь раздавить его гусеницами. Но в тот момент, когда «Пантера» настигала его, Сычев швырнул под гусеницу мину. Взрывной волной сапера отбросило в сторону. Когда он пришел в себя, то увидел, что «Пантера» стоит, а экипаж ее выскакивает из люка и удирает. Остальные танки и самоходки остановились, ведя огонь с места. Двигаться вперед они не решались: видимо, танкисты противника думали, что перед ними минное поле.

Сычев выпустил автоматную очередь по убегавшим гитлеровцам и спрятался в подбитый вражеский танк. Он развернул башню танка и в упор расстрелял две самоходки. Остальные машины повернули назад.

Этот редкий в боевой практике случай помог спасти танки роты Духова. Вскоре подошли главные силы корпуса, и гитлеровцы были рассеяны. Но 1-я гвардейская танковая бригада понесла в этом бою тяжелые потери.

Этот самый трудный за всю Висло-Одерскую операцию бой произошел на том поле, где 1 августа 1759 года во время Семилетней войны русский полководец Петр Салтыков наголову разбил превосходящие силы прославленного в те времена полководца прусского короля Фридриха II. В этом бою впервые проявил себя тридцатилетний полковник Суворов. Именно здесь, как говорят, Фридрих II произнес знаменитые слова: «Русского солдата мало убить, его еще повалить надо». Гвардейцы 1-й танковой доказали в бою под Кунерсдорфом, что Фридрих II нисколько не преувеличивал достоинства русского солдата.

Повседневные боевые заботы властно требовали к себе внимания. Операция подходила к своему кульминационному моменту. Севернее Франкфурта-на-Одере И. И. Гусаковский овладел городом Геритц и вышел к Одеру.

Это сообщение я получил в 8 часов утра по местному времени 2 февраля. Гусаковский опоздал с выполнением приказа на 12 часов. Это произошло не по его вине – тылы опоздали с подвозом горючего.

Одер был скован льдом. На противоположном берегу виднелись траншеи, ряды колючей проволоки, зубья надолб. Почти одновременно с И. И. Гусаковским к Геритцу подошла 27-я мотострелковая бригада К. К. Федоровича.

Комбриги решили форсировать реку совместно. Они подтянули к берегу САУ, реактивные установки и всю остальную артиллерию. После массированного огневого удара по позициям противника на противоположном берегу цепи мотострелков спустились на лед. Быстро переправившись через реку, они при поддержке артиллерии с восточного берега сбили мелкие заслоны гитлеровцев и захватили плацдарм 5 километров по фронту и 4 километра в глубину. Мотострелковые батальоны вышли на рубеж Рейтвейн – Вуден.

Получив сообщение, что Гусаковский и Федорович форсировали Одер, я приказал А. X. Бабаджаняну перебросить на помощь передовым отрядам все силы корпуса, наладить переправы и расширить плацдарм. Но по паромной переправе успели перейти на плацдарм только семь танков из бригады Гусаковского. Дело в том, что я получил новый приказ: армия перебрасывалась в Восточную Померанию, в район севернее города Ландсберг (Гурово-Илавецке). Ей ставилась новая задача.

Мы сдали плацдарм подошедшим частям 8-й гвардейской армии. Танки, перебравшиеся на западный берег Одера, и мотострелки вернулись в свои части.

Так закончилась для нас Висло-Одерская операция. Но тут же началась другая – Восточно-Померанская.

Во второй половине дня я приехал в Кунерсдорф. Там еще дымились подбитые танки и пылали пожары. На одной из узких улочек я разыскал А. М. Темника. Он стоял у танка. Его горбоносое, усатое лицо было мрачным.

– Погиб Ружин, – еле выговорил он.

– Ружин?! – Я не поверил своим ушам. – Как же так?

– Штаб попал в окружение. Я послал его спасать Знамя. Угодил под бомбежку… осколком его…

Антон Тимофеевич Ружин был начальником политотдела бригады с самого момента ее рождения в Прудбойских лагерях. Ветеран 1-й гвардейской, он прошел с ней длинный и тяжкий путь. И вот погиб у Одера.

Бывает, человека уважают за храбрость, за яркие, необычные подвиги. Ружина уважали за человечность, простоту и внимание к солдатам. Не помню случая, чтобы он повысил на кого-нибудь голос. Он принадлежал к тому счастливому типу партийных работников – не по должности, а по призванию, – к которым тянутся люди. Эта любовь к нему в бригаде выразилась в его кличке – «дедушка».

Хоронили Ружина в Кунерсдорфе со всеми воинскими почестями. Все, кто был свободен от боевых действии, шли за гробом. Прощаясь с Антоном Тимофеевичем, я думал, что, чем ближе желанный час Победы, тем реже ряды ветеранов 1-й гвардейской бригады. Я бросил горсть земли в могилу, грянул салют…