видеть другие мужчины. Черные дуги бровей, пылающий взгляд, губы, что будто созданы для поцелуев, фигура сочная. Плавность и нега, и особое очарование. Ведьма, как есть, ведьма.

— Забирай свою рыжую и уходи, — рассмеялась эта незнакомая женщина, чувствуя свою первобытную власть. — Эти танцы не для вас, ребятки.

И на следующем круге он выдернул Линду из хоровода. Она упала ему в руки, словно держалась до того лишь за ладони соседок, и выгнулась дугой. Вцепилась в плечи, глядя снизу вверх яростно и страстно.

— Уходи, — велела Марго и, обрывая утробный стон дев, нырнула на место подруги.

Споткнувшийся было круг вновь начал раскручиваться.

— Иди, — кивнул Виктору грен Лусар. — Я присмотрю.

— Это-то меня и смущает, — пробормотал парень, подхватил Линду удобнее и… пошел прочь.

Он нес девушку на руках, спотыкаясь в сумраке леса и чудом не падая. Рядом двигались гьярравары, а после отстали, и музыка, с ее гудящими энергией голосами, осталась позади. Тут тоже кто-то гулял и на чем-то играл, но было тише, гораздо тише. Витька выдохнул, чувствуя, как отпускает напряжение.

Линда, гибкая, податливая, словно воск, обмякла в его руках. Там, где ее тело прикасалось к его, было горячо, словно девушку лихорадило — и его вместе с ней.

Кажется, он где-то не там свернул, потому как шум стал еще тише, склон круче, а тропинка и вовсе потерялась. Виктор прошел еще немного, крутанулся и едва не рассмеялся. Кажется, он заблудился. И что дальше?

Был вариант пойти обратно, наверх, но… что все это значит, он начал понимать еще там, на холме. Ритуальный конец лета, праздник первого урожая, дань земле. Танцующие в кругу девы, энергия, пронзающая тело и скручивающаяся спиралью в животе. Слишком жаркое действо, чтобы после него просто так разойтись.

Вот ведь Ньорт, ушлая сволочь! Почему не сказал? Как позволил увлечь одну из них во все это? Или… так и было задумано? Кольнула совесть — Линду он унес, но там осталась Марго, что заменила в ритуале подругу. Добровольно ли, вот вопрос. И поможет ли маг, на которого она так надеется?

Линда вздохнула прерывисто и заерзала на руках. Парень поставил ее на землю, но ладони с плеч не убрал — вдруг упадет.

— Как ты?

— Я? Хо-ро-шо, — произнесла раздельно и четко, изогнулась, потягиваясь всем телом. — Правда, хорошо. Так легко, будто не вешу ничего.

— Ох, Лин. И как тебя угораздило влезть во все это, а? Забыла, что магам не стоит доверять? И шаманам, похоже, тоже.

Она пожала плечами, не отрывая взгляда от его лица. Облизнула губу и подалась вперед, и Витьке как-то резко перехотелось ее отчитывать. Она была здесь, рядом, в этой прохладной и светлой ночи. Втянул носом воздух, чувствуя под ладонями горячее тело девушки. Не удержался и коснулся пальцем голой кожи, провел вдоль выреза платья. Она прикусила губу.

— Линда, ты энергией накачана под завязку, это даже я чувствую. Ты горишь.

— Вик-тор-р-р, — выдохнула она, и ее тихий рык прокатился огнем по венам. — Может, хватит болтать?

Качнулись друг к другу одновременно. Обхватив шею, притянул ближе, впился в приоткрытые губы поцелуем — и снесло крышу. Она, жаркая, гибкая, прижималась всем телом, руки гладили его спину, спускались на поясницу, обнимали с силой, совсем не девичьей. Целовал ее — до боли, до черных точек перед глазами, — и вминал в себя, скользя ладонями по совершенным изгибам. Впился пальцами в ягодицы, мазнул носом по подбородку, уткнулся в изгиб шеи — целовать, прикусывать и тереться щетиной, сводя с ума. Она вздыхала прерывисто и кусала губы, и пальцами тянулась к ремню.

Ухнуло слева, и Виктор резко вскинулся, оборачиваясь на звук. Птица, всего лишь птица. Ночной лес, сумрачный, влажный, был тих. Далеким рокотом звучал ритм, вторящий частящему сердцу, поскрипывали от легкого ветерка сосны, а мох на камнях так и манил — коснуться, присесть, прилечь.

Никого вокруг. Лишь они. Вдвоем.

Вновь уткнулся в шею, жадно втянул запах разогретой кожи, каких-то трав, вина. Как же сильно он ее хотел… так, что самого едва не трясло. И — не хотел пользоваться ее состоянием, не очень-то адекватным после ритуала.

— Лин, — сказал хрипло, — посмотри на меня.

Она отстранилась и подняла взгляд, и он чуть не забыл, что собирался спросить. Припухшие от поцелуев губы, бледное лицо, глаза, потемневшие от возбуждения.

— Лин-да, — прокатил по языку ее имя, и она со всхлипом вздохнула. — Лин, ты пила перед ритуалом? Шаман давал тебе что-нибудь?

Она скривила губы, усмехаясь. Шепнула:

— Да.

Виктор притянул ее обратно, погладил по спине.

— Ты же понимаешь, что с тобой может быть как с Мариной или Марго? Не свои чувства, чужие желания…

Она невнятно хмыкнула. Пальцы вцепились в его рубашку, потянули из-под ремня, скользнули под ткань и дотронулись до голого живота. Виктор вздрогнул всем телом, стиснул зубы до боли. Что ж творит эта рыжая, а?

— Нет, Вик. Это все мое. И чувства. И желания.

Каждое слово сопровождалось поцелуем — подбородок, шея, выемка над ключицей. Девушка прикусила плечо, провела ноготками по бокам, и он понял, что не остыл. Совсем не остыл. Резко прижал к себе, и она пискнула, и заурчала довольно, словно того и добивалась.

— Я люблю тебя, Линда, и не хочу, чтобы ты потом о чем-то жалела.

— И я тебя люблю, Виктор, — сказала она и обняла крепко. — Но если ты не перестанешь играть в слишком хорошего парня, я тебя покусаю.

Он хмыкнул и взялся за пряжку ее ремня.

— Грозная Линн.

В этом она вся. Резкая, чувственная, боевая, открытая. Красивое платье и мужской ремень. Женственность, которую она не хочет признавать, и сила, что в ее сути.

Он стянул верхнее платье, а нижнее сдернула с плеч и стоптала сама девушка. Качнулась и шагнула из комка одежды навстречу, доверяя всю себя — ему.

Может, и не отпущено им много дней, но есть ночь.

Для жизни довольно и этого.

Эпилог

Мия

В любой другой день ничего бы не получилось, но сейчас… она рассчитывала на успех.

Спали почти все, и она шла по стихийно разбросанному в лесу лагерю с чутьем, обостренным до предела. Плащ в палатке схватила первый попавшийся, и он оказался длиннее ее самой сантиметров на двадцать. Чтобы не мешал при ходьбе, она перекинула его через руку, и… теперь он мешался в руках. Была мысль бросить, но она знала — теплая одежда нужна, и утешилась тем, что верхом должно стать легче.

До лошадей добралась легко, привычно оседлала