Безусловным лидером континента в производстве и распространении ядов в Средневековье была Италия. В Московию, однако, ядовитое поветрие пришло из другой части Европы.

… – Кто такой? Как звать? – Царь Иван грозно взглянул на худощавого, нестарого иностранца с ранними залысинами и редкой бородкой.

– Элизеус Бомелиус, великий государь, – опередил всех Савин, царский посол в Англии, привезший заморского эскулапа в Московию. – Елисеем зовут.

– Елисейка, значит, – на тонких губах Ивана Грозного наметилось нечто вроде улыбки. – Немчин?

– Немчин, но доктор он аглицкий, – поспешил с ответом Андрей Григорьевич Савин, дипломат настолько же опытный, как и царедворец. – Пользовал самых знатных и именитых господ в Лондоне.

– Нишкни, Андрейка! – насупил брови царь. – Пусть немчин сам говорит.

Чужеземец поклонился с церемонной учтивостью, чуть ли не до кремлевских плит, и уверенно заговорил, путая русские слова с английскими и немецкими. Он вещал скороговоркой, что некогда лечил даже саму королеву Елизавету Английскую и что почтет великой честью быть теперь лейб-медиком властителя Руси.

При упоминании Елизаветы Иван Грозный, не все уразумевший из сказанного, самодовольно осклабился:

– Так! Королева аглицкая зовет меня в своих грамотах «дорогим братом, императором и великим князем», а сама подписывает: «Любезная сестра»… Какие хвори умеешь лечить, Елисейка? Пошто прибыл?

Лондонский «дохтур» отступил, шаркая, на два шага и сделал широкий знак рукой. Тут же из темного предела освещенной свечами палаты появились двое слуг, которые несли за кованые ручки весомый дорожный сундук. Иностранец показал, куда его поставить – прямо перед царским престолом. Полез за пазуху, словно не замечая, как напряглись Малюта Скуратов и его ближние опричники, стоявшие у трона. Достал толстый ключ, но открыть ларь не успел.

Начальник опричников Малюта встал стеной на пути: ударил стальным кулаком по замку и снес его вместе с ушками.

Немчин не испугался, даже не вздрогнул – только словно остекленел, затаив дыхание. Выдохнул полной грудью, натужно выгнав воздух из легких, и бережно приподнял скрепленную медными пластинами крышку сундука. И запрокинул ее, выдержав заметную паузу. Перед взорами присутствующих предстали тесные ряды разноцветных, разнокалиберных склянок, заигравших цветными боками и гранями при свечах.

– Что сие значит? – не сдержал любопытства царь Иван.

– Poisons. Only poisons… – Высоким голосом ответил, сглотнув слюну, лондонский лекарь.

– Это яды. Только яды, великий государь, – услужливо перевел с английского Савин.

И ощутил, как по желобку на его спине предательски побежал под стеганым кафтаном холодный пот. Дипломату и политику, прошедшему, казалось бы, сквозь огонь, воду и медные трубы, стало страшно. Он запоздало почувствовал и опасность, которой подвергал всех в зале Малюта, если бы от его молодецкого удара разбилась хоть одна из склянок, и жуткий смысл этих слов, означающих предшествие новых испытаний для русской земли…

Сундук, привезенный Бомелиусом, новым «медикусом» царя, в посольском обозе из Европы в Москву, стал тем самым ящиком Пандоры, из которого разлетелись по Руси самые отъявленные яды. Если подсчитать количество жертв Ивана Грозного, уничтоженных отравлением, можно без угрызений совести прийти к выводу, что этот человек – по нормам сегодняшней цивилизованной жизни – с лихвой был бы достоин пожизненного заключения. Или – тройного, четвертного, как практикуют в Соединенных Штатах. Впрочем, современные медики и другие всевозможные эксперты, изучавшие русскую историю середины XVI столетия, утверждают, будто Иван IV был хроническим параноиком, чья болезнь заметно обострилась к тридцати годам. Это означает, что еще примерно четверть века страна жила в атмосфере разнузданной, ядовитой паранойи великого князя Московского, провозгласившего себя первым царем «всея Руси».

О насильственной смерти первой русской царицы писал церковным властям и сам Иван IV. Впрочем, он много лет использовал этот факт как повод для расправы с неугодными ему боярами. Так было ли на самом деле это отравление или нет? «Несомненно, было», – заявили эксперты-криминалисты, проведшие несколько лет назад исследования костных останков царицы и ее волос. По итогам анализов все стало очевидно: молодая женщина была отравлена сулемой – солями ртути. И ядовитый металл был введен, вопреки некоторым утверждениям, вовсе не с медикаментами (в псевдолитературе «научпоп» бытует версия о том, что царь перезаражал всех своих жен сифилисом). Царица не могла накопить столь значительную массу вредного вещества через лекарства и косметику.

Второй женой царя Ивана стала представительница одного из северокавказских народов – черкесская княжна Мария Темрюковна. Как писал об их брачной церемонии англичанин Джером Горсей: «Обряды и празднества, сопровождавшие эту женитьбу, были столь странными и языческими, что трудно поверить, что всё происходило в действительности».

Темпераментная царица из Кабарды, отличавшаяся неуёмной ревностью и замучившая царя нескончаемыми упреками, вскоре отправилась к праотцам вслед за своей предшественницей. И в этой смерти Иван Грозный не преминул обвинить царское окружение. Тем более что идею о том, как надо расправиться с ним, царю подсказала сама жена-горянка, отнюдь не отличавшаяся голубиным нравом. Мария, крещеная в Кремле в честь Марии Магдалины, посоветовала мужу по образу и подобию диких нукеров ее отца Темрюка создать опричнину – личную гвардию самодержца. Безнаказанную и не знающую пределов, подчиняющуюся исключительно самому государю. Ивану идея понравилась. Тем более что царь все время повторял обвинение боярам в отравлении Анастасии и в их намерении отравить его детей.

Руки у царя-отравителя были теперь совершенно развязаны, и тут еще в Москве – как по заказу – появился залетный английский маг и астролог. Тут необходимо небольшое отступление.

Русский посол Андрей Савин, опытный политический игрок, выручая Элизеуса Бомелиуса, сына нидерландских беженцев в Германии, из лондонской тюрьмы, куда он попал с подачи местного архиепископа за шарлатанство и долги, знал, что Иван Грозный «неровно дышит» к ядам. Царь регулярно травил не только тех, в ком видел своих потенциальных конкурентов, но и их семьи. Так, был под корень уничтожен род Старицких, последних удельных князей, ближайших родственников царской фамилии. Трудно верить русским летописцам той поры, мне кажутся более правдивыми заметки иностранных наблюдателей. И большинство из них уверено, что Старицких – князя Владимира, его жену и двух детей – отравили. Царь вызвал всю эту семью к себе в Александрову слободу и поставил перед ними на стол чашу с ядом: «Слыхал я, хотели вы меня отравить. А теперь вот сами пейте».