– Да.

– Это ваша идея или его?

– Разве это имеет значение?

– Очень большое.

– Если я скажу, что Линка, он теряет лицо. Если скажу, что моя, тоже, хотя чуть по-другому.

Слегка тряхнув головой, Данросс улыбнулся. И тепло этой улыбки отозвалось в Кейси новой жаркой волной. Она держала себя в руках, но все же чувствовала, что не может остаться равнодушной к его подлинной мужественности.

– Мы все должны заботиться о достоинстве, так или иначе, верно?

Она не ответила, а лишь отвела глаза в сторону, чтобы выиграть время, и ее взгляд упал на портрет девушки.

«Как же это: такая красавица, а для всех стала Каргой? – размышляла она. – Как должно быть противно, когда лицо и тело стареют, а душой ты молода, сильна и крепка по-прежнему… Как это несправедливо… Неужели и меня когда-нибудь назовут Каргой Чолок? Или старой лесбиянкой Чолок, если останусь незамужней? Одна в мире бизнеса, в мире мужчин. Все так же буду работать ради того же, к чему стремятся они. Ради утверждения своего „я“, ради власти и денег. И что, меня все так же будут ненавидеть? Ненавидеть за то, что я управляюсь не хуже, а может, даже лучше их? А-а, наплевать! Главное, чтобы мы победили, Линк и я. Так что буду играть роль, которую сама сегодня выбрала. И спасибо этой французской даме за совет. Как это говорил папа? Ах да! „Не забывай, дитя мое, не забывай, что совет, хороший совет, нередко получаешь там, где не ждешь и когда не ждешь“. Да, – думала довольная Кейси, – если бы не напоминание Сюзанны о том, как женщине следует действовать в этом мужском мире, Иэн, я не заикнулась бы о спасении лица. Но не нужно это воспринимать неверно, Иэн Струан Данросс. Это моя сделка, и в этом я – тайбань „Пар-Кон“».

Кейси почувствовала неуместное возбуждение, по телу прокатилась еще одна горячая волна. Никогда прежде она не задумывалась над тем, каково ее положение в «Пар-Кон». «Да, – подумала она с удовлетворением, – так оно и есть».

Окинув девушку на портрете критическим взглядом, Кейси поняла, сколь слепа была прежде. И как это она сразу не разглядела: эта девушка особенная. Не была ли она уже тогда Тайбанем, в зародыше?

– Вы очень великодушны, – прервали ее размышления слова Данросса.

– Нет, – тут же ответила она, готовая к этому, и посмотрела на него. «По правде говоря, тайбань, никакая я не великодушная. А веду себя сдержанно, мило и кротко, чтобы вы чувствовали себя раскованно». Но ничего этого она не сказала, а только опустила глаза и прошептала с точно рассчитанной мягкостью: – Это вы великодушны.

Он взял ее руку, наклонился и поцеловал со старомодной галантностью.

Ее это так взволновало, что она постаралась скрыть свои чувства. Никто и никогда не целовал ей руки. И, несмотря на решимость, она была тронута.

– Ах, Сирануш, – произнес он с наигранной торжественностью. – Если вам потребуется защитник, посылайте за мной. – И тут же ухмыльнулся: – У меня, вероятно, получится черт знает что, ну да ладно.

Она засмеялась, и напряжения как не бывало. Он ей очень нравился.

– Сделка ваша.

Он непринужденно обнял ее рукой за талию и нежно увлек к лестнице. Прикосновения его были приятны. «Слишком приятны, – подумала она. – Это не мальчик. Будь осторожна».

23:58

«Роллс-ройс» Филлипа Чэня, взвизгнув тормозами, остановился на дорожке перед домом. Филлип выбрался с заднего сиденья, весь красный от ярости, за ним нервно выскочила Диана. Было темно, далеко внизу мерцали огни жилых кварталов и гавани.

– Ворота на задвижку и в дом! – отрывисто приказал Филлип нервничающему шоферу и торопливо направился к парадному входу. – Поспеши, Диана, – раздраженно сказал он, вставляя ключ в замочную скважину.

– Филлип, что с тобой, в конце концов? Почему ты молчишь? Что…

– Замолчи! – заорал он, вне себя, и она, пораженная, даже остановилась. – Молчи и делай, что тебе говорят! – Он рывком открыл дверь. – Позови сюда слуг!

– Но Фи…

– А Сунь! А Так!

Из кухни торопливо приковыляли две всклокоченные, заспанные ама. Служанки уставились на хозяина, разинув рот, напуганные его небывалой яростью.

– Да, Батюшка? Да, Матушка? – хором заговорили они на кантонском. – Что, во имя всех богов, про…

– Придержите языки! – взревел Филлип Чэнь. Шея у него побагровела, лицо раскраснелось еще больше. – Отправляйтесь все вот в ту комнату и оставайтесь там, пока не скажу всем выйти! – Он распахнул дверь. Это была столовая, окна ее выходили на север, на дорогу. – Всем оставаться здесь, пока не скажу. Если кто-нибудь пошевелится или выглянет в окно до того, как я вернусь, я… Я прикажу своим друзьям… Каждой к ногам камень – и в воду!

Ама запричитали было, но поспешили выполнить приказание. Как и Диана. И Филлип захлопнул за ними дверь.

– Да перестаньте вы! – проскрежетала Диана Чэнь, а потом сильно ущипнула одну из ама за щеку. Старуха перестала голосить и застыла, выкатив глаза:

– Что это нашло на всех? Что нашло на Батюшку? О-хо-хо, гнев его простирается до самой Явы… о-хо-хо…

– Замолчи, А Так! – обмахнулась веером Диана.

Она была в бешенстве и вся кипела. «Что, во имя всех богов, нашло на него? Неужели он не доверяет мне – мне, своей единственной верной жене, самому важному человеку в его жизни? Я всю жизнь… И сорваться так внезапно с приема у тайбаня. А ведь все шло хорошо. О нас говорил весь Гонконг. И все восхищались моим дорогим Кевином, заискивали перед ним. Теперь уже он точно новый наследник дома Чэнь, потому что никто не отрицает: Джон Чэнь, скорее всего, умер от болевого шока, когда ему отрезали ухо. Любой бы умер! Я бы точно умерла».

Она содрогнулась, явственно ощутив, будто ей, похищенной, отрезают ухо. Как в сегодняшнем сне. Легла днем подремать, а проснулась в холодном поту.

– Айийя, – пробормотала она, ни к кому не обращаясь. – Неужели он сошел с ума?

– Да, Матушка, – уверенно сказал водитель. – Думаю, так и есть. Это все из-за похищения. Никогда не видел Батюшку таким за все годы мо…

– Кто тебя спрашивает? – взвизгнула Диана. – Все ты виноват! Не оставлял бы беднягу Джона у сладкоречивых девок, привез бы домой, и ничего бы не случилось!

Обе ама захныкали, умоляя не гневаться, и она тут же обратила свою злобу на них:

– И вы обе хороши! Никакой пользы от слуг в этом доме: ну просто ложись и помирай. Вот погодите, возьмусь за вас – живо обделаетесь со страху. Вы хоть спросили, не нужно ли мне чего? Какого-нибудь снадобья, аспирина? Или чаю? Или холодное полотенце?

– Матушка, я могу приготовить чай. Но, может, выпьете немного бренди? – указала на лакированный буфет ама в надежде умаслить хозяйку.