проку от них было бы не больше, чем от розовых свечек на торте ко дню рождения.

Однако ничего не последовало. На меня не уставился никакой крутой тип с пистолетом. Никакой Стилгрейв не улыбнулся мне легкой, сухой, отчужденной улыбкой убийцы. За моей спиной не послышалось никаких крадущихся шагов.

Мисс Уэлд висела у меня на руках, вялая, как мокрое чайное полотенце, не такая тяжелая, как Оррин Квест, потому что была не такой безжизненной, но все же от ее тяжести у меня заныли подколенные сухожилия. Когда я запрокинул лежащую у меня на груди голову Мэвис, глаза ее были закрыты.

Дыхания не было слышно, разжатые губы слегка посинели.

Я подхватил ее правой рукой под колени, поднес к золотистой кушетке и уложил там. Потом распрямился и пошел к бару. На его углу я нашел телефон, но не смог найти путь к бутылкам, поэтому пришлось махнуть через стойку. Я взял симпатичную бутылку с серебристо-синей этикеткой. Пробка была воткнута неплотно. Я налил в первый попавшийся бокал темного, крепкого коньяка и, прихватив бутылку, перемахнул обратно.

Мисс Уэлд лежала в той же позе, но глаза ее были открыты.

— Сможете удержать бокал?

С моей легкой помощью она справилась с этой операцией. Выпила коньяк и прижала край бокала к губам, словно унимая их дрожь. Я смотрел, как запотевает от ее дыхания стекло. На губах Мэвис появилась легкая улыбка.

— Холодно, — сказала она.

И, свесив ноги, поставила ступни на пол.

— Еще. — Она протянула бокал. Я налил ей. — А где ваш?

— Не пью. Мне и без того не дают упасть духом.

Выпив вторую порцию, она содрогнулась. Но синева с ее губ исчезла, хотя они и не стали слишком уж красными. В уголках рта резче обозначились легкие морщинки.

— Кто же это не дает?

— Целое сонмище женщин: они виснут у меня на шее, падают в обморок, требуют, чтобы я поцеловал их, и все такое прочее. Два дня напролет, хоть я всего лишь старая развалина без яхты.

— Без яхты, — повторила мисс Уэлд. — Мне трудно это представить. Я выросла в богатстве.

— Да, — кивнул я. — Родилась с «кадиллаком» во рту. И я могу догадаться, где.

Глаза ее сузились.

— Вот как?

— Неужели вы думали, что в эту тайну нельзя проникнуть?

— Я… я… — она умолкла и сделала беспомощный жест. — Сегодня мне в голову не идут никакие реплики.

— Это игра в плетение словес, — сказал я. — Вы из нее вышли первая.

— Не разговариваем ли мы, как двое помешанных?

— Давайте поговорим разумно. Где Стилгрейв?

Мисс Уэлд молча поглядела на меня. Протянула пустой бокал, я взял его и, не сводя с нее глаз, куда-то поставил. Она тоже неотрывно смотрела на меня. Казалось, прошла целая минута.

— Он был здесь, — наконец медленно, словно ей приходилось подбирать слова, проговорила мисс Уэлд. — Можно сигарету?

— Старая уловка, — сказал я, достал две сигареты, обе взял в рот и одновременно прикурил их. Потом подался вперед и вставил одну сигарету в ее ярко-красные губы.

— Нет ничего более банального, — ответила она. — Разве что легкие поцелуи.

— Секс — прекрасная тема, — заявил я, — когда не хочется отвечать на вопросы.

Мисс Уэлд выдохнула дым и часто замигала, потом подняла руку и поправила сигарету. За долгие годы я так и не научился вставлять в рот женщине сигарету таким образом, чтобы это ее удовлетворило.

Она тряхнула головой, чтобы мягкие распущенные волосы закачались у ее щек, и поглядела, какое это на меня произвело впечатление. Бледность ее совершенно исчезла. Щеки слегка разрумянились. Но взгляд был пристальным, выжидающим.

— В общем-то вы славный человек, — сказала она, увидев, что я остался равнодушным. — Для такого рода людей, как вы.

Я стойко перенес и это.

— Какая же я дура. Ведь я же толком не знаю, что вы за человек. — Внезапно она рассмеялась, и по ее щеке скатилась невесть откуда взявшаяся слеза. — Насколько мне известно, вы можете оказаться славным для любого рода людей. — Она отбросила сигарету, поднесла руку ко рту и впилась в нее зубами. — Что это со мной? Опьянела?

— Вы тянете резину, — сказал я. — Для того, чтобы дать кому-то время то ли приехать сюда, то ли отъехать отсюда подальше. А может, на вас так действует после шока коньяк. Вы маленькая девочка, и вам хочется поплакать матери в передник.

— Матери? Нет, — она покачала головой. — Лучше уж в бочку с дождевой водой.

— Все ясно. Так где же Стилгрейв?

— Радуйтесь, что не здесь. Он хотел убить вас. Во всяком случае, он говорил так.

— И вы затребовали меня сюда? Неужели вы так привязаны к нему?

Мисс Уэлд сдула пепел с тыльной стороны ладони. Одна пылинка попала мне в глаз, и я замигал.

— Видимо, была, — ответила мисс Уэлд. — Когда-то.

Она положила руку на колено, раздвинула пальцы и стала разглядывать свои ногти. Потом, не поднимая головы, медленно подняла глаза.

— Кажется, чуть ли не в прошлом тысячелетии я познакомилась с невысоким, славным, тихим человеком, умеющим вести себя на людях и не щеголяющим обаянием в каждом городском бистро. Да, он мне очень нравился. Очень.

Подняв руку ко рту, она закусила сустав пальца. Потом той же рукой полезла в карман манто и достала точно такой же, как у меня, пистолет с белой костяной рукояткой.

— И в конце концов этой штукой я поставила точку.

Я подошел и отобрал у нее пистолет. Понюхал дуло. Из него тоже стреляли.

— Вы не станете заворачивать его в платок, как это делают на экране?

Я просто сунул пистолет в другой карман, где к нему могли пристать несколько интересных табачных крошек и несколько необычных, растущих лишь на юго-восточном склоне холма, где стоит муниципалитет Беверли-Хиллз, семечек. Это могло позабавить полицейского эксперта.

Глава 28

Покусывая губу, я с минуту смотрел на мисс Уэлд. Она смотрела на меня.

Выражение ее лица не менялось. Потом я стал осматривать комнату. Приподнял пыльное покрывало на одном из столов. Под покрывалом была рулетка. Под столом не было ничего.

— Посмотрите на кресле с магнолиями, — сказала мисс Уэлд.

Она не взглянула в ту сторону, так что мне пришлось искать его самому.

Удивительно долго. Обитое цветастым мебельным ситцем кресло с высокой спинкой и подголовником. Их изобрели давным-давно, чтобы укрываться от сквозняка, когда, подавшись к горящему длиннопламенному углю, сидишь у камина.

Мне была видна только спинка кресла. Крадучись, я подошел к нему.

Сиденьем оно было почти обращено к стене, и казалось странным, что, идя от бара, я не