Далее в биографии Я. М. Юровского присутствуют так называемые «белые пятна», поскольку именно в этот период своей жизни он, практически, отходит от революционной деятельности, занимаясь исключительно коммерцией.

В 1915 году Я. М. Юровский (во избежание принудительного переселения в Чердынский уезд Пермской губернии) был вынужден поступить на военную службу, уклоняться от которой ему до сего времени удавалось из-за врождённого туберкулёза лёгких, ревматизма и язвы желудка.

Начав службу в 696-й Пермской Пехотной Дружине, он поступает в Фельдшерскую Школу, по окончании которой (чтобы избежать отправки на фронт), используя свои личные связи с Ординатором Екатеринбургского Военного Лазарета доктором К. С. Архиповым, устраивается в это лечебное заведение Фельдшером Хирургического отделения.

С первых дней Февральской Смуты Я. М. Юровский активизирует свои пораженческие настроения. Со свойственной ему энергией он активно включается в революционную борьбу, полностью отдавая себя организационной и пропагандистской работе, в которой зачастую использует самые гнусные и подлые приемы – такие, например, как кормление больных гнилым мясом с целью вызвать недовольство последних в адрес персонала лазарета.

После захвата власти большевиками в октябре 1917 года Я. М. Юровский становится одной из самых видных фигур, совмещая сразу несколько ответственных постов в новых структурах партийных и советских органов Урала. Вот далеко неполный перечень некоторых его должностей и назначений (не считая участия в работе различных отделов и комиссий), занимаемых им с 1917 по 1918 годы:

• Член Военного Отдела Екатеринбургского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов;

• Председатель Следственной Комиссии Уральского Областного Революционного Трибунала;

• Товарищ Комиссара Юстиции Уральской Области;

• Член Коллегии Уральской Областной Чрезвычайной Комиссии (УОЧК);

• Заместитель Заведующего Охраной города Екатеринбурга и др.

Наряду с этим Я. М. Юровский занимал ещё и ряд выборных должностей, являясь членом Екатеринбургского Городского и Уральского Областного Исполнительного Комитета РКП(б), а также членом Бюро Екатеринбургского Комитета РКП(б).

Но, в дополнение к занимаемым должностям, Я. М. Юровский получает ещё одну, к которой приступает 4 июля 1918 года. С этого дня он вступает в должность Коменданта ДОН – должность, которая менее чем через две недели принесёт ему «славу» главного цареубийцы.

Первая неувязка, с которой пришлось столкнуться Я. М. Юровскому, выразилась в том, что возвратившийся приблизительно в 10 часов вечера П. З. Ермаков прибыл не с грузовиком, а на легковой машине Командующего Северо-Урало-Сибирским фронтом Р. И. Берзина. (В описываемое время он находился в Перми.) А вместе с ним в ДОН, как уже говорилось ранее, приехал и Ф. И. Голощёкин вместе с сотрудником Уральской Областной ЧК С. А. Бройдтом, временно сопровождавшим последнего в качестве личного телохранителя.

Ф. И. Голощёкин вручил Я. М. Юровскому бумагу – Постановление Исполнительного Комитета Уральского Областного Совета (скреплённое круглой печатью и подписанное двумя членами его Президиума: им самим и Г. И. Сафаровым), в котором, вопреки ранее принятому решению, говорилось о расстреле лишь одного Николая II, а не всей Царской Семьи вместе с находящимися при Ней слугами.

Это обстоятельство вызвало «естественное» недоумение коменданта, имевшего на этот счёт (согласно предварительной договорённости) прямо противоположную точку зрения.

О том, что в тексте данного постановления говорилось о расстреле лишь одного Государя, упоминается и в воспоминаниях П. З. Ермакова, причём в двух местах. Хотя, конечно же, и со свойственным ему «ячеством»:

Из приведённого фрагмента можно сделать лишь однозначный вывод в пользу того, что между Я. М. Юровским и Ф. И. Голощёкиным (действия которого в данном случае П. З. Ермаков выдаёт за свои собственные) имели место какие-то разногласия.

Это же самое обстоятельство косвенно подтверждает и историк-архивист М. М. Медведев, который делает справедливый вывод о том, что Ф. И. Голощёкин и Г. И. Сафаров, как люди наиболее хорошо знавшие В. И. Ленина, были противниками оглашения в официальном Постановлении Президиума Исполкома Уральского Облсовета (являвшегося, по сути, приговором в отношении Государя) каких-либо упоминаний в отношении остальных членов Царской Семьи. (Ибо, как помнит читатель, центральная власть официальной санкции не давала даже на расстрел Государя, не говоря уж о членах Его Семьи!) Посему Ф. И. Голощёкин и Г. И. Сафаров и подписали сей документ с упоминанием в нём имени только лишь одного Николая II. А все остальные приговорённые к смерти как бы подразумевались… Ибо, по официальной версии уральцев, Семья Государя должна была быть «отправлена в надежное место», чтобы «погибнуть» в пути следования…

Однако Постановление Президиума Исполкома Уралсовета в столь «купированном» виде Я. М. Юровского никак не устраивало. И несмотря на то, что Ф. И. Голощёкин в споре с ним пытался доказать как раз обратное, Я. М. Юровский предложил пригласить в ДОН А. Г. Белобородова (подпись которого, кстати говоря, на этом документе отсутствовала), приезд которого должен был расставить все точки над «i».

К тому же, памятуя ещё недавний случай с «анабазисом» В. В. Яковлева, комендант, скорее всего, решил, что Ф. И. Голощёкин что-то явно не договаривает. Или же, что ещё хуже, ведёт за спиной Президиума Исполкома Уралсовета какую-то свою игру.

Так что свидетельства П. З. Ермакова не столь уж беспочвенны, поскольку только лишний раз, хотя и косвенно, подтверждают пребывание А. Г. Белобородова в доме Ипатьева накануне убийства.

По прибытии в ДОН А. Г. Белобородова, пожелавшего к тому же лично проконтролировать казнь Романовых и Их слуг, возникшее недоразумение быстро разъяснилось. Ибо он ещё раз пояснил всем присутствующим сложившуюся политическую ситуацию (которая была учтена членами Президиума при составлении текста данного постановления), добавив при этом, что, несмотря на содержание документа, команде исполнителей следует действовать в строгом соответствии с решением, принятым на состоявшемся накануне совместном совещании в УОЧК.

Вторая же неувязка заключалась в том, что ожидаемая Я. М. Юровским машина прибыла в ДОН на полтора часа позже планируемого срока, что естественным образом сдвинуло время, намеченное для проведения акции. Отведённое для убийства тёмное время суток неумолимо заканчивалось, а это, в свою очередь, нервировало многих присутствующих, которые своим поведением только лишь нагнетали и без того нервозную обстановку, сложившуюся вокруг ДОН за последние дни.