Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И почему все шишки всегда сыплются на меня? — притворно вздохнул Сорес, тоже поднимаясь на ноги.
Ростом он был несколько пониже Ириты, но подтянут и крепок. Одежда простая: никаких вычурных накидок, плащей и тог.
— Потому что никто кроме тебя на подобную подлость не способен! — так резко и гневно скрестила руки на груди Ирита, что едва устояла на ногах.
— Ты хотела сказать, — поправил ее мужчина, — никто кроме меня на подобное геройство не решится?
— Так это все-таки ты…
Казалось, зеленовласая богиня сама не верит открывшемуся.
— Не понимаю о чем ты, — вновь усмехнулся бог морока и тени. — Закон гласит: боги не вмешиваются в жизнь Нижнего Мира, пусть он хоть огнем горит. И, кажется, мы уже выяснили: девицу затянуло в магическую брешь междумирья случайно. Мои руки чисты, — насмешливо продемонстрировал он свои ладони. — Я законопослушный гражданин!
— А почему тогда иномирянка взывает к тебе? — ликуя, что сумела подловить своего собеседника, воскликнула Ирита. — Не к Атайе, а к тебе! Как ты это объяснишь?
Сорес на секунду словно бы задумался.
— Откуда мне знать? — развел он руками. — Может, ее покорила моя непревзойденная харизма? — Ирита на это с сомнением хмыкнула. — А может, это просто стечение обстоятельств. Да и вообще, ты поди разбери, что у людей на уме. Знаешь, — со знанием дела закивал мужчина, — на протяжении веков они молились стольким богам, что даже я уже со счету сбился!
— Лжец, — прошипела женщина. Ее лицо менялось на глазах. Из округлого с мягкими очертаниями превращалось в угловато-птичье. — Ты лжец, Сорес, каких еще поискать… Ах!
Слепящее сияние вдруг окутало все ее тело. Оно вырывалось изо рта, ушей, глаз, было продолжением ее пальцев.
Сорес знал, что за этим последует, и каждая мышца в его теле напряглась.
— «Когда погаснет последняя искра. Когда немощный обретет силу. Придет в Мир новый порядок, и старому отныне не сыскать себе места».
— Ирита! — «темный» бросился к мягко оседающей на пол женщине. Часть светящихся лучей тут же впиталась в кожу его ладоней. — Ты в порядке?
Сияние сошло на нет, и богиня открыла глаза.
— Будущее… Что я предрекла? Что я предрекла, Сорес?
— Ничего важного, — аккуратно усадил мужчина Ириту в кресло, старательно отводя темноглазый взгляд. — Как и обычно, я ни слова не понял. Что-то про искры и порядок…
Ирита потянулась к стакану. Налила, отпила, сморщилась и прижала руки к лицу. Долго молчала.
— Я прошу тебя, — с мольбой посмотрела она наконец на Сореса, все еще истуканом замершим на месте. — Разве я не заслужила хотя бы толики честности? Что ты задумал? Я ведь знаю, это ты привел смертную сюда. И, ума не приложу как, но снабдил ее даром целителя.
— Ты же знаешь, созидать я не мастак, — усмехнулся бог морока и тени, а Ирита сморщилась.
Сорес никогда не гнушался использовать в речи слова и фразы из Нижнего Мира. И за это не раз высмеивался другими богами, живущими за Пеленой. Но не ей. Она не смеялась над ним никогда.
— А уж штамповать лекарей мне точно не под силу, — все продолжал мужчина. — Наверняка ты во время подобного ясновидческого транса случайно наградила девчонку этим умением.
Ирита огорченно покачала головой и поднялась на ноги.
— Я единственная, кто еще верит в твою порядочность, но всему есть предел. Хочешь играть? Играй. Вот только имей в виду, больше я за тебя не вступлюсь.
Бог «темных» тяжело выдохнул.
— И я благодарен тебе за все, что ты делала для меня. Но единственное, что я могу тебе сказать… — взъерошил мужчина короткие с проседью на висках волосы. — Ты зачастую обвиняешь меня в проявлении излишнего интереса к нижним мирам, но именно там я однажды услыхал пословицу: когда заканчивается игра, и короли и пешки оказываются в одной коробке. И знаешь, я буду отвратительно смотреться в коробе, сложенный в несколько раз, будто кукла, — непринужденно захохотал он.
— Мне жаль, — с горечью промолвила богиня, легко коснувшись мужской небритой щеки. — Но ты безнадежен.
И, взмахнув зелеными до пояса волосами, Ирита испарилась, оставив в воздухе едва уловимый цветочный аромат.
Сорес жадно втянул крохи такого любимого духа и со вздохом рухнул в кресло. Убедившись, что создательница нимф и впрямь далеко, принялся с остервенением тереть ладонью об ладонь, будто огонь добыть собирался.
— Давай же, — пробурчал он, проводя лишь ему одному понятный ритуал.
После нечеловеческих усилий та кроха энергии, извергаемая телом Ириты и случайно поглощенная богом во время мимолетного касания, изумрудными пятнами проявилось на коже.
— Ну, наконец-то, — «темный» с видом оценивающего бриллиант ювелира уставился на ловко сформованную зеленоватую горошинку. — В прошлый раз было куда проще!
Затем мужчина извлек из кармана кожаный мешочек, аккуратно уложил в него горошину, обладающую целительной силой, и вновь потянулся к стакану.
Отец «темных» шумно отхлебнул. Нахмурился, прокручивая все еще явственно звучащие слова пророчества зеленовласой богини в голове.
— Как я и сказал, Ирита, — негромко проговорил он, мутно глядя вдаль и обращаясь к пустоте, — оказаться в коробке я не хочу. Да и тебе не позволю.
Дион оказался прав. Нимфы и впрямь как с ума сошли!
Каждый из них, разве что кроме Габриэль, так и норовил оказаться ко мне поближе: в столовой, на занятиях, в коридорах. И пусть лесной старательно убеждал меня, что помыслы его бледнолицых собратьев чисты, ходить в одиночку я опасалась. Вот только обстоятельства порой вынуждали.
Однажды утром Диона в общей гостиной я так и не дождалась.
«Наверняка опять дрыхнет где-нибудь в саду», — в расстроенных чувствах спускалась я вниз в полном одиночестве.
Было солнечно, но прохладно, как это всегда бывает ранней осенью. Обманчиво ласковые лучи солнца греют уже обреченно поникшие листья, будто ободряя. Но еще неделя-другая и вся листва цветастым ворохом устелет все вокруг, а затем потемнеет и умрет.
Я шла, наслаждаясь оставшимися крохами лета, но едва преодолела почти половину пути до главного корпуса, как откуда ни возьмись появился Ассаро и словно ледокол стремительно двинулся ко мне. Похоже, он с раннего утра меня тут поджидал.
Я метнулась в сторону, вперед, назад…. Пыталась понять, что будет рациональнее: броситься бежать к главному корпусу или же сигануть обратно в общежитие?
— Эй! — окликнул пепельноволосый, когда я, развернувшись юлой, резво зашагала к пятиэтажной громадине общежития. — Постой!
— Ага, сейчас, — ускорила я шаг. — Размечтался.
— Да стой ты!