Ветер чувствовал смерть. И оттого волновался, бесился.

Игорь старался не прислушиваться. Если отключить часть чувств, сузить восприятие, мир становился гораздо дружелюбнее. Солнечные лучи проникали сквозь закрытые веки, окрашивая вселенную в медовый оттенок, приятно грели грудь. Спину холодила сырая после дождя земля, а мелкие острые травинки покалывали кожу сквозь толстую ткань комбинезона. И тот же ветер дарил облегчение, унимал зуд в подживающих ранах. Сосредоточившись получше, можно представить, что лежишь на одинокой полянке после долгой дороги, и вокруг нет ни души, нет проблем и опасностей.

Катарсис.

Вот только ложь это и самообман. Как ни отмахивайся от реальности, она ворвется в твои грезы, сломает мечты и фантазии.

И словно в насмешку земля дрогнула, сквозь воображаемую стену прорвались звуки: гул, свист реактивных двигателей, приглушенные взрывы. Невдалеке слышался топот, людские голоса, кто-то резко отдавал команды.

Миронов невольно напрягся, и тут же поплатился – мышцы свело судорогой, возникло несколько очагов боли, а тело невыносимо зачесалось.

Плевать! Я мышка. Или нет, змейка… Змейки ведь греются на солнце? И линяют, да…

Поддев когтем кожу на виске, где зудело совсем уж невыносимо, он содрал целый лоскут – от волос и до ключицы, – брезгливо отбросил. Зажмурился сильнее, попытался представить, как потоки тепла идут в то место и превращаются в новую, здоровую кожу. Мягкий жар послушно собрался у скулы, погасил неприятные ощущения.

Управлением регенерацией бывший агент занимался с тех пор, как попал на поверхность. Поначалу испытывал такую боль, что не мог двигаться и говорить, с трудом дышал и вообще выглядел как хорошо пропеченная отбивная. И потому все то время, пока летел в десантном челноке, пока валялся на носилках в палатке санитаров, обращался к организму: уговаривал, представлял, использовал волю и фантазию.

Собственно, а что ему оставалось делать? Конечно, в слова Боровина насчет осознанных метаморфоз верилось с трудом. Но когда ты в отчаянии, то поверишь и в черта, и в Бога, и в шепотки бабки-гадалки, и в честных политиков.

Но как ни странно получилось.

Это походило на тоненькие ниточки тепла в теле, на солнечные лучи, которые рождались где-то между животом и грудью, мягко перетекали к органам и мышцам. И там, где концентрировалось больше зноя, заживление шло быстрее.

Впервые ухватив зыбкое ощущение, Игорь решил – пригрезилось. Но затем врачи начали вкалывать стимуляторы и витаминные коктейли, тепло усилилось. Ручейком устремилось к обугленной спине, окутало мягким коконом. И каково же было изумление санитаров, когда спустя минуты после начала процедур вроде бы полудохлый пациент с кряхтением сел и потребовал воды.

Впрочем, их замешательство не продлилось надолго. В мире, где генетические модификации и конструирование организмов вошло в обыденность и не такое увидишь.

Изгоя напоили, засунули в воздушно-вихревую душевую капсулу, чтобы сбить сажу. Затем перевязали самые глубокие раны, помогли надеть чистый комбинезон военного образца и отдали на попечение двоих конвоиров-модов. Те же против ожиданий не потащили сразу на допрос, а отвели в сторону от напоминающего разворошенный муравейник лагеря. Усадили на травку и снабдили целым контейнером сухих пайков, несколькими флягами с водой.

Возможно, кто-нибудь другой и протестовал бы, стремясь выяснить дальнейшую судьбу. Но не Миронов.

Во-первых, законник не торопился попадаться на глаза Герингу. Тот явно не забыл поражения. И судя по злости, сверкнувшей в глазах, воспринял неудачу как личное оскорбление, полыхал жаждой мести. Убить не убьет, но покалечит и смешает с дерьмом, дабы потешить ущемленное эго.

Во-вторых, его отвлекла война, бушующая сразу за пластиковым тентом палатки. Крики, лязг металла и скрежет хитина, лица, суета, дым и кровь. Бегающие между тентами солдаты, рыскающие над головой дроны-стрекозы, надрывающие глотки командиры – обычная возня в обычном лагере во время боевых действий.

На скальной площадке невдалеке садились и взлетали десантные транспорты и грузовые вертолеты, орбитальные челноки, штурмовики. Одни отряды выгружались и сразу уходили в леса на склонах окрестных гор, другие – потрепанные, окровавленные и покрытые сажей, – устало тащились к госпиталю. Техники заправляли и заряжали орудия, медики таскали носилки.

А на заднем плане виднелся выжженный и разбитый склон горы. Там зияла гигантская воронка, из бездонного провала поднимался столб жирного черного дыма, подпирал небеса. В пропасть то и дело ныряли ощетинившиеся стволами боевые машины, спускались мехи, изредка из запредельной выси падали самолеты, с ювелирной точностью метали ракеты. Земля гудела, подрагивала…

ПСБ взялось за дело основательно. С помощью боевого спутника продолбили дыру в горе и теперь планомерно выжигали тайное логово корпораций. Еще больше удивляло то, что мобилизовали столь крупные силы в малый, почти мизерный срок.

Хотя ответ прост. Они знали. Они ждали. Война назревала давно.

От мыслей и наблюдения за Разломом отвлек вид еды. Игорь распотрошил ящик, любезно доставленный одним из солдат, обложился со всех сторон упаковками и предался обжорству как никогда в жизни. Буквально загружал в себя пищу, а желудок казалось, разогрелся как доменная печь, плавил на подходе, делил на белки и жиры, аминокислоты, витамины.

А потом бывший агент просто упал на траву под раскидистым кедром, закрыл глаза и скользнул взглядом внутрь себя. Ниточки жара разрослись, превратились в широкие потоки, устремившиеся к поврежденным тканям и органам…

В первый раз он очнулся от невыносимого зуда. Сел и, мельком заметив удивление в глазах конвоиров, принялся с воем и проклятиями чесаться. Стащил комбинезон и повязки, терся о шершавую кору кедра, драл по спине и груди когтями, срывая целые лоскуты отмершей кожи. Когда приступ прошел, поел еще, оделся и опять разлегся на траве. Думал, размышлял, пытаясь уместить в себе новое знание, смириться с тем, что способен теперь заживлять раны и выращивать новые органы, изменяться.

Это и радовало, так как в противном случае давно подох бы. И устрашало. Как все неведомое, странное и непознанное.

Но мысли постепенно ушли. Игорь слишком устал, чтобы предаваться бесполезным рефлексиям или составлять планы побега. Реагент, Коллектив, загадочные Странники казались далекими и пока неважными. Он просто лежал и выздоравливал, слушая дрожь земли, далекий рокот взрывов, вдыхая запах гари. Светило солнце, шелестела листва, с неба падали ломкие клочья пепла, покрывая мокрую траву серой грязью.

Во второй раз изгой пробудился от звуков шагов. Пробудился резко, как хищник, почуявший опасность, прислушался к голосам невдалеке. Кто-то ожесточенно спорил.

– …Не отдам! Не отдам, и не проси. Ты не представляешь, сколько крови он мне попортил, сколько пришлось гоняться по Пангее и окрестностям. Я и от Центрального Координатора выговор получил. Не замечание! Выговор! Еще два – и сошлют в какую-нибудь Тмутаракань, а то и в Зону – дуболомов дрессировать. И когда получил шанс исправить положение, появляешься ты, заявляешь, что хочешь его забрать.